Мчусь сквозь непролазные дебри, продираясь сквозь колючий кустарник, раня лапы об острые камни, не пряча голову от хлещущих веток.
Живущие в округе звери при моём появлении шарахаются, кто куда. Но они не интересуют меня. Только движение — вот, что мне нужно.
Вконец ослабевший, еле добираюсь до скал. Забравшись в укромное местечко между скалой и упавшей сосной, сухие ветки которой образовывают полог над головой, падаю на подстилку из прошлогодней хвои, положив голову на лапы, и долго лежу так, тихо скуля из-за пережитого, от ужаса и отчаяния, горя и обречённости.
Отчаяние настолько велико, что заглушает усталость и боль от ран. В глубине сознания понимаю, что никогда не был так несчастен и одинок, как теперь. Почему это случилось со мной? Если это галлюцинация, то почему она так реальна?
Осознание того, что окончательно свихнулся, убивает.
Усталость, всё же, берёт своё — я проваливаюсь в долгий тяжёлый сон.
Глава 14. Безумец или монстр
Александр
Раскинув над землёй свои тёмные крылья, всюду царствовала ночь, наполненная движением, шорохами, звуками, издаваемыми невидимыми ночными птицами, яркими ароматами прелой листвы, хвои и молодых грибов. И многим чем ещё…
Прислушиваясь к происходящему вокруг, я медленно открыл глаза и, обнаружив себя в своём временном убежище, пытался сообразить, как оказался здесь.
Прошло несколько секунд, как вдруг вся картина произошедших недавно событий вырисовалась перед глазами. Я ясно вспомнил, что "превратился" в нечто и дёрнулся всем телом, больно ударившись головой о скалу. Оказалось, это не было сном, как подсказывало моё воспалённое сознание.
Нет. Всё происходило как наяву. Я сошёл с ума. Мне мерещилось, будто я какой-то монстр. Решив рассмотреть себя, чтобы понять, меняется ли морок перед глазами, ведь был уверен — это морок, больная фантазия измученного безумного сознания, в полной темноте сделать этого не мог и тогда решил дожидаться утра. Лёжа в своём скрытом убежище, думал о том, как поступлю, если моё умопомешательство подтвердится.
Приближался рассвет. Звёзды только поблекли, но лесные птицы уже вовсю подняли свой неугомонный гвалт. Осторожно выбрался из убежища, отметив, что поднялся на четыре лапы, и оглядел себя в свете восходящего солнца.
Галлюцинация никуда не исчезла. Наоборот, она была так реальна, что невозможно было не поверить в то, что я увидел своими собственными глазами. Стоя на четырёх лапах, я стал ниже ростом, но не на много. У меня появился длинный мохнатый хвост. Всё тело было покрыто жёсткой чёрной шерстью, очень длинной и грязной.
К тому же все органы чувств работали на удивление прекрасно, как никогда раньше. Кроме речевого аппарата — отсутствовало умение членораздельно говорить и даже произносить хотя бы какие-то звуки человеческой речи. Я старался, но не смог воспроизвести ничего, кроме глухого рычания, скуления и воя.
Итак, я полностью сошёл с ума! Мне точно казалось, что я — какой-то большой чёрный зверь. Замечательно! Как раз об этом я и мечтал! Будь оно всё проклято!
Над лесом пронёсся протяжный вой — животный крик отчаянья и бессилия что-либо изменить.
Никто не ответил мне.
В своём безумии я был совершенно одинок.
Оглядевшись вокруг, заметил более-менее пологий склон горы, по которому можно было забраться наверх, что я с успехом и сделал, дальше ещё каменная ступень, а там снова пологий склон. Таким образом, я взобрался на первую горку и оглядел окрестность: взгляду открылись высокие, поразительной красоты горы, поросшие смешанным лесом, выше каменистые отвесные скалы, внизу густой, подёрнутый дымкой, дремучий лес.
Там вдали затерянный в долине маленький посёлочек. Игрушечные домишки, серые дороги-ниточки, серебряная струйка дождя — речушка. Как жаль всё это терять…
Продолжил свой путь наверх, выбирал более-менее пологие участки, взбирался по каменным осыпям, кое-где по рваным каменным тропам, карабкался по скальным ступеням. Сколько я поднимался наверх, не осознавал. Время меня не интересовало.
Вдруг оказался на небольшом горном плато, поросшем шелковистыми травами и осенними крокусами. Невдалеке что-то сверкало в лучах яркого солнца.
Подойдя ближе к источнику сияния, увидел небольшое горное озерцо, такое синее и кристально чистое, как небеса над ним. Подобравшись к кромке воды, вгляделся в своё отражение — передо мной, как в зеркале, возникла мохнатая чёрная волчья голова, розовая оскаленная пасть, белые клыки. Что было в этом видении по-старому, так только глаза — мои серые.
Вздохнув, тихо заскулил от отчаяния. Так реалистично было всё, что показывало мне моё больное сознание, что невозможно было не верить!
Отойдя от озера, направился к противоположному краю плато, туда, где оно резко обрывалось, и бесстрашно встал на краю отвесной скалы. Впереди была пропасть, внизу только острые камни. Больное воображение подсказывало решение, которое может избавить от всего этого безумия, от ужаса и отчаяния, от невыносимой тоски.
Я снова поглядел вдаль. Отсюда, с такой высоты, всё выглядело просто фантастично: расписанные охрой пологие склоны уходящих вдаль гор, кристально — чистая лазурь небес, великолепные, слегка тронутые дыханьем осени низины. Игрушечное селение с яркими пятнышками крыш уютных домишек, серыми паутинками дорог и движущимися по ним муравьями-машинками, словно цветная заплатка на тёплом осеннем покрывале, наброшенном на землю неведомым заботливым духом.
Но не это великолепие удерживало меня. Не инстинкт самосохранения, не страх высоты. Нет. Только одно безумно дорогое мне маленькое сокровище, прекрасное нежное создание неземной красоты с глазами цвета неба.
Настоящее сильное чувство к прекрасной девушке затмевало собой всю окружающую действительность. Это ради неё я родился на земле, к ней я стремился всю свою, пусть и недолгую, жизнь, и с недавних пор только она не давала мне скатиться в бездну.
Стоя на краю, я решил, что с этого мгновения обязан бороться с безумием только ради неё. Хотя бы ради ещё одной встречи, ещё одного взгляда, ещё одной улыбки. Чтобы увидеть её хотя бы раз! Хотя бы на миг!
Оторвав глаза от тянущей вниз бездны, медленно отошёл от края пропасти и лёг в траву. Мне предстояла борьба. С безумием, с галлюцинациями. Ежесекундная борьба с самим собой, постоянный самоконтроль и представление, что я всё ещё человек.
Но сначала надо было избавиться от морока. Я вскочил и побрёл к глади горного озерца, чтоб еще раз заглянуть в зеркало его чистейшей воды. Передо мной снова предстало зрелище косматой волчьей головы.
Я вгляделся вглубь, подавшись вперёд, и коснулся носом водной поверхности, немного попил, по — собачьи лакая, потом, подняв фонтан брызг, неуклюже плюхнулся в озеро с головой. Вода была холодной, бодрила тело и дух, но морок не исчезал.
