Начиная уставать, решил, что если сию же минуту не схвачу козлёнка, то останусь без обеда, и увеличил скорость до предела своих возможностей. Почти его настиг, но на моём пути внезапно возник толстый ствол вековой пихты.
Козлёнок легко свернул у самого дерева, я же со всего размаха врезался в ствол с такой силой, что услышал треск своих костей, и силой удара был отброшен назад.
Спустя несколько секунд, тяжело дыша, поднялся, шатаясь. Ужасно болела голова, адским пламенем горел правый бок, а козлёнка уже и след простыл.
Продолжать погоню не было смысла, разве найдёшь его теперь. Он, наверное, уже за пару километров отсюда. Умирая с голоду, медленно побрёл по дремучему лесу, куда глядели мои звериные глаза.
Удивительно, но только теперь вспомнил, что я не лесной хищник, а человек! От ужасающей мысли, что со временем совершенно забуду, кто я на самом деле, мне стало жарко.
Охотничий азарт полностью завладел моим мозгом, поставив во главу звериные инстинкты. Разве это странно, когда мозги у тебя набекрень? Поражало ещё одно: после страшного удара я должен был лежать без сознания с сотрясением и сломанными рёбрами, но голова и бок через несколько минут совершенно перестали болеть. Только голод всё с большей силой продолжал меня мучить.
Я всё брёл всё дальше, надеясь встретить на своём пути хотя бы зайчонка. Но, как видно, лесные обитатели узнали о моём присутствии в лесу, разбегаясь при моём приближении, кто куда. Усталый, я передвигался не так уж тихо.
Сил гнаться за кем бы то ни было, уже не осталось. Где нахожусь, понятия не имел, так как впервые забрёл так далеко. Оставалось вернуться в своё логово, скрытое от посторонних глаз, и отдыхать, набираясь новых сил для следующей охоты.
Потом долго лежал, думая о своей короткой жизни, о том, сколько она преподнесёт ещё сюрпризов. Смогу ли я проснуться завтра таким, как прежде? Отступит ли моё умопомешательство? Простит ли меня отец за то, что не слушал его? Внезапно, мысли были прерваны едва слышным шорохом, и я снова растворился в звериной сущности, прислушиваясь к шорохам, принюхиваясь к лесным запахам.
Кто-то приближался. Не зверь. Наверняка человек, но ступал он очень осторожно — мой тонкий слух уловил лишь шуршание листьев под ногами. Глядя сквозь нагромождение сломанных сухих сосновых веток, пытался определить, с какой стороны подкрадывался человек. Зачем он здесь? Подойдёт ли он сюда или пройдёт мимо? А что если выйти ему навстречу! Кого он увидит: зверя или человека? Что если зверя?
Наверное, для охотника было бы большой удачей подстрелить такого громадного волка. А что если это был охотник, который выслеживал меня по моим же следам? Он мог просто пустить мне пулю в голову, а потом хвастаться перед другими охотниками огромной волчьей шкурой. Но если я всё же помешанный, человек может помочь мне — это плюс, но тогда в посёлке узнают о моём помешательстве — это минус.
Вдруг меня бросило в жар от безумной мысли — что если я сам возжажду убить человека! Ежели я хищник — я создан убивать! Только не это!!!
Человек приближался. Задувший в мою сторону ветерок накинул запах отца. На душе сразу стало очень легко — отец поможет мне. Об убийстве я не помышлял, слава всем богам. Но стоило ли мне выходить из своего приюта? Кого отец увидит перед собой? У него всегда с собой заряженное ружьё. Что если он выстрелит в меня? И я замешкался, не решаясь открыть своё местоположение.
Тем временем отец подходил всё ближе к моему убежищу, распутывая мои следы. У россыпи мелких камней, потеряв след, он остановился, обдумывая, в какую сторону я мог пойти. Поглядел в сторону моего укрытия, догадавшись, что я могу спрятаться именно здесь, немного помолчал, что — то обдумывая, затем громко сказал:
— Сынок, страшное позади! Теперь будет всё хорошо. Я тебе помогу.
Услышав его, не стал медлить и решился предстать перед ним во всей своей красе, каким бы он меня не увидел. А там будь что будет! Ползком выбрался из своего логова, поднялся на четыре лапы и уставился на него с высоты осыпища. Он прямо смотрел на меня и в его глазах читались радость и невольное восхищение.
— Всё будет хорошо, — ещё раз повторил отец. — Пора домой!
Я не сдвинулся с места. Стоял на камнях и смотрел на него. Каким он видел меня? Человеком или монстром? Сам уже не понимал кто я — безумец или зверь. Не сводя с него взгляда, зарычал, ожидая, что он поймёт, что я сгораю от неизвестности, и всё мне объяснит.
— Я понимаю, тебе сейчас нелегко. Конечности не слушаются, кружится голова, да и органы чувств работают ещё не на полную мощность, ты можешь чувствовать себя … неестественно. Но главное, что перерождение произошло, остальное наладится. А сейчас иди за мной, и я подскажу, если ты вдруг собьёшься с дороги, — успокаивающе произнёс он и медленно двинулся к лесу.
"Что? Конечности не слушаются? Я же только что гонялся за косулей! Кружится голова? Да я никогда прежде не чувствовал такой кристальной ясности, как теперь. И не помню, когда мои органы чувств работали так хорошо, как сейчас. Я прекрасно слышу, вижу, чувствую запахи, ощущаю даже малейшее движение воздуха от его дыхания, улавливаю даже вибрацию его тела. Так. Стоп.
Я чувствую себя так хорошо, будто только что родился! Стоп. Не то. А что отец только что сказал? Кажется, что-то о перерождении! Что происходит? Так, я по-настоящему изменился?!!! И всё происходящее мне не кажется, а происходит наяву? Нет никакого помешательства?!!! Я превратился в нечто!"
От осознания обрушившейся на меня реальности, я протяжно завыл. То, что со мной сотворилось, не укладывалось в голове.
— Держись! Будь мужчиной, сын! — подбодрил меня отец. — Пойдём! Пора домой.
Я медленно приблизился к отцу, ткнулся носом в его ладонь, и он потрепал шерсть на моём загривке.
До хутора мы добрались на исходе дня. Я умирал от голода и усталости, но отец приказал ждать ночи. Выходить из леса было небезопасно. Улегшись в корнях огромной пихты и прислушиваясь к шорохам вокруг, я ждал наступления темноты, чтобы не попасться никому на глаза. Мне повезло — в предвечернее время по лесу никто не ходил, и я мог спокойно дождаться прихода ночи.
Приближаясь к дому, увидел в окнах свет, и дверь была открыта. Медленно преодолев пять ступеней крыльца, вошёл и лёг на пол прямо возле входа, положил голову на лапы и одними глазами следил за движениями отца.
Он вышел во двор и вернулся через минуту, принеся живую курицу, и закрыл за собой дверь. Бросив курицу на пол, уселся на скамейку. Я смотрел на птицу, которая удивлённо кудахтала и, переступая с лапы на лапу, подслеповато разглядывала незнакомое ей пространство.
— Ну, что же ты? Ешь! Разве не голоден? — подбодрил меня отец.
Убить курицу — нет ничего проще! Я создан для убийства! Всё элементарно — быстро схватить и сжать челюсти, затем разорвать зубами и, наконец, утолить голод сочным мясом, ощущая, как горячая кровь брызжет прямо в горло. От этой мысли к горлу подступила тошнота.
