Совсем недавно каким-то образом я собирался убить косулю. Во мне наверняка сыграл охотничий инстинкт, но я тогда не думал о том, смогу ли съесть сырое мясо. А курица тем временем доверчиво топталась недалеко от меня, как будто и не подозревала, что рядом находится голодный и опасный зверь. От мысли о крови есть расхотелось вовсе. Закрыв глаза, я притворился спящим.
— Ладно, не всё сразу, — сказал отец и достал из холодильника несколько кусков варёной говядины. Поставив тарелку с мясом прямо передо мною на пол и налив в глубокую миску воды, поднял курицу и вышел с ней во двор.
Предложенную мне еду я проглотил всю до последнего кусочка, запил чистой водой и, поднявшись, побрёл в свою комнату. Увидев творившийся там абсолютный хаос, обломки мебели, выбитую раму окна, растерянно остановился посреди комнаты. Следом вошёл отец.
— Твоя работа, — тихо сказал он. Но, зная, что ответить я ему не мог, продолжил: — Ничего, уберём. Первым делом надо было тебя найти. Спи пока на кухне.
Вернувшись на кухню, я расположился прямо на полу у печки и моментально уснул.
Глава 15. Волк
Александр
Моя никчемная жизнь в звериной шкуре, всё более походящая на жизнь животного, шла своим чередом.
Днём я спал.
Ночью бродил в лесной глуши.
Отец показал труднопроходимый участок леса, сплошь заросший диким кустарником и заваленный скальными глыбами. Эти дебри были хороши тем, что вероятность столкновения с человеком там была ничтожна. Такой встречи я боялся больше всего на свете, не зная, на что могут толкнуть меня звериные инстинкты.
Я научился двигаться совершенно бесшумно, плавно и естественно. Безошибочно определял источники различных запахов и звуков. В обличье лохматого хищника часами носился по ночному лесу, развивая бешеную скорость. Плавал в бурной холодной реке, несущей свои воды прямо из горного ледника.
Единственное, чего я упорно избегал — это встречи с людьми.
Моему внутреннему зверю нравилось ощущение свободы, которое давало звериное тело, но в глубине души пульсировало горячее желание освободиться от проклятой звериной шкуры раз и навсегда.
В иные моменты разум полностью сливался со звериным. Я двигался, видел, слышал, даже думал, как зверь. Поддавшись звериным инстинктам, охотился. Однажды даже посчастливилось добыть одного старого худого зайца. Я долго выслеживал зверька, потом мчался вслед за ним по лесным дебрям, догнал и, всё же, схватил огромными челюстями, услышав хруст мелких костей.
Брызнувшая прямо в пасть кровь, не вызвала ничего, кроме приступа тошноты. Я точно убедился, что не смог бы съесть никакое животное — сырое мясо вызывало только сильное отвращение.
— Ты определёно единственный в своём роде! — сказал отец, когда я, превозмогая тошноту, принёс из лесу убитого мною зайца.
После ночных прогулок возвращался домой уставший, много ел и засыпал беспробудным сном, не имея сил даже думать. Просыпаясь ближе к ночи, снова отправлялся в лес и сломя голову носился по самым труднопроходимым местам, пока не начинали гудеть мышцы. Бросался в бурные воды реки, в самые глубокие места, за несколько веков выбитые потоками вод под порогами горной реки. Боролся с течением, остужая разгорячённое тело и измученную несчастную душу.
Неосознанно старался заглушить боль от расставания с дорогой мне девушкой, ведь встреча с ней теперь была невозможной. Погасить отчаяние от того, что мне был неизвестен смысл моего существования в образе зверя. Опасаясь самого худшего, я старался нагружать своё тело всё больше, и боль в мышцах хотя бы ненадолго подавляла злую душевную боль.
Растворяясь в звериной сущности, чтобы ненадолго отключить свои чувства, под утро неизменно обнаруживал себя недалеко от посёлка, в который меня так влекло, заставлял себя развернуться и нестись обратно, в глухой лес, чтобы ненароком никому не попасться на глаза. Но раз за разом это происходило снова и снова, как будто мой компас был настроен только в одну сторону.
Проходили дни, один за одним, но ничего не менялось. Оставаясь в звериной шкуре, я страдал всё сильней, свыкнуться с мыслью, что моё тело стало таким возможно навсегда, было невозможно. Я долго искал выход из создавшегося положения, но что-то сделать, чтобы вернуть себе прежний облик, не мог.
Отец мой постоянно был занят работой. Ему пришлось разгребать ужасный беспорядок, который я устроил в своей комнате, выстругивать и сбивать новую раму для окна, вставлять в неё стёкла, помимо того он должен был ходить на дежурство по работе, а так же готовить, чтобы кормить меня.
Даже если б он и понимал, что меня мучает, то вряд ли смог бы мне чем-то помочь. Думаю, он даже не представлял себе, какие душевные терзания я испытывал.
Мне не хватало человеческого общения, и я очень скучал по милому лицу и синим глазам, которые невозможно было забыть, по нежному голосу и тёплой улыбке. Нежный образ сопровождал меня повсюду. Я невыносимо страдал от мысли, что навечно останусь таким, и больше никогда воочию не увижу милое лицо и нежную улыбку.
Со временем отчаяние стало невыносимым. Боль от разлуки нестерпимой. Невозможно было погасить их физическими нагрузками. Даже сильная усталость не давала успокоения.
Звериная жизнь наскучила, стала удручать. Я не желал более бродить по местам уже изученным вдоль и поперёк, не хотел оставаться в шкуре животного, скрываться. Но ничего не происходило.
Я оставался зверем.
Когда в очередной раз стемнело, и отец открыл дверь, чтобы выпустить меня, я не сдвинулся с места.
— Ну, что же ты? Вперёд! — торопил меня отец, но я не пошевелился, так и лежал на полу с полузакрытыми глазами.
Отец подождал ещё немного, и так как я не двигался, потянулся к дверной ручке, чтобы захлопнуть дверь.
Но тут в сознании вдруг мелькнула отчаянная мысль: "Если не увижу Анну — умру!"
Забыв об опасностях, внезапно взвился в воздух и бросился к выходу, врезавшись в почти закрытую дверь.
Дверь распахнулась, и, кубарем скатившись по ступеням крыльца, я бросился в лес, но пробежав сотню метров, резко повернул в сторону посёлка, быстро преодолел три километра лесом и в несколько скачков преодолел речку, мелкую в этом месте.
Я почти не думал о том, какие опасности подстерегали меня в посёлке. Это не было столь важным по сравнению с тем, что я задумал. Оказавшись среди домов, всё же стал двигаться осторожней, чтобы не потревожить местных собак.
Ярко светила луна. Стараясь держаться всё время в тени домов, дощатых построек и деревьев, быстро добрался до того дома, который меня больше всего интересовал.
Перемахнув через забор, стал осторожно пробираться по саду, приближаясь к дому. Ориентируясь по нюху, старался определить, с какой стороны дома находится окно комнаты, в которое я собирался заглянуть. Распространяющиеся отовсюду запахи домашних животных сбивали меня, но, обойдя вокруг дома, я всё-таки уловил знакомый тонкий аромат, который доносился с южной стороны.
