После всех советов заботливых одноклассников, напряжённо ждал её действий, сознавая, что она может оттолкнуть меня. Но Анюта никак не отдалилась, без слов просто села рядом и прикоснулась ко мне, вызвав волну облегчения. Она не прислушалась ни к чьим советам, но ещё и послала советчиков подальше.
В силу различных обстоятельств, я не мог дотрагиваться до неё постоянно. Приходилось делать много других дел. Надо было начинать догонять школьную программу, чему пришлось начать уделять время.
Так же необходимо было окончательно разобраться с ребятами, которые никак не хотели оставить меня в покое. Но теперь, я хотя бы понимал причину этого беспредела. Во время разборок старался сдерживать себя, чтоб не навредить, контролировал силу. Когда враги были повержены, добился договорённости о соблюдении нейтралитета.
Но, в другом допустил ошибку, озвучив то, что для остальных всегда было скрыто. То, что Анна предназначена мне. Но моему внутреннему зверю не терпелось обозначить принадлежность девушки, чтобы на неё больше никто не мог претендовать.
Надо было прикусить язык!
Эта ошибка едва не стоила мне потери дружбы с Анной… но я выиграл и тут, добившись, чтобы она согласилась стать моей девушкой.
Провожая девушку домой, постоянно держал её ладонь в своей руке. Не отпустил даже, когда нам повстречался её отец. Удивительно, но я совершенно не почувствовал ненависти к этому человеку, хотя несколько дней назад Андрей Иванович вполне мог лишить меня жизни.
К отцу, матери и младшему брату Ани я чувствовал огромную симпатию, похоже, сразу всех их полюбил, словно в одночасье семья девушки стала мне родной.
В их доме мне понравилась атмосфера гостеприимства и заботы. Я увидел, как сильно родители любят своих детей, волнуются о них, заботятся об их благополучии.
Они вкусно накормили меня, расспросили обо всём, что их интересовало, и мне было приятно общаться с ними.
После обеда Андрей Иванович предложил мне прогуляться, и мы вышли во двор.
— Знаешь, парень, — уверенно начал Андрей Иванович. — Я совсем не рад, что моя дочь с кем-то встречается.
Я не знал, что сказать в ответ, но он и не ждал ответа, продолжая:
— Но я считаю, пусть она встречается лучше с тобой, чем ещё с каким-то придурком из вашего класса. И это не потому, что ты такой хороший. Я тебя не знаю, но знаю твоего отца и считаю его хорошим человеком. А ты запомни, если обидишь её, даже если по твоей вине с её головы упадёт хотя бы волос, тебе придётся не сладко. Ты понял?
Говорил её отец, глядя прямо в глаза, чётко проговаривая каждое слово, чтобы они навсегда отпечатались в мозгу. Когда он высказался, я поспешил ответить, стараясь, чтобы в голосе звучала уверенность:
— Да, я понял.
— Я надеюсь, что ты понял всё правильно.
— Да.
— Иначе, парень, пеняй на себя.
— Я никогда бы не смог обидеть её. Моё единственное желание — оберегать и заботиться о ней. Будьте уверены, что пока я рядом, с ней ничего плохого не случится.
Я старался произносить слова с уверенностью, глядя этому сильному, вызывающему к себе уважение, человеку прямо в глаза. Показав своё истинное отношение, он был честен. Это был настоящий любящий отец, который желал своей дочери самого лучшего. Если кто-то обидит его девочку или использует в своих целях, он не проявит терпимость. Моё желание, чтоб этот взрослый, крепко стоящий на своей земле, мужчина, стал мне доверять, было выполнимым. Я собирался соответствовать требованиям.
— Я рад, что ты быстро всё понял, — сказал Андрей Иванович. — Хочу добавить, что моя дочь должна учиться, поэтому замужество не входит в наши планы в ближайшие несколько лет.
— Она говорила, что хочет поступить в медицинский университет.
— И она поступит, если ты не будешь ей мешать.
— Я не собираюсь ей мешать. Ваше предположение о скором замужестве Ани ошибочно. Между нами только дружеские отношения.
— Что-то верится с трудом! — усмехнулся Андрей Иванович и, внимательно меня оглядев, продолжил с напряжением в голосе: — Я видел, как ты на неё смотришь!
— Что я могу поделать? У Вас очень красивая дочь! Не выколоть же мне свои глаза! Но будьте уверены, что между нами ничего нет, кроме дружбы, — настаивал я.
— Хорошо, если так.
В этот момент Аня прервала наш разговор, за что я был ей благодарен, так как больше не мог выдерживать строгий взгляд её отца. На самом деле он был прав — у меня не хватало сил, чтобы оторвать от неё взгляд.
Наверное, мой взгляд выдавал мои чувства к Анюте, те, которые последнее время постоянно не давали мне покоя. Это они погнали меня среди ночи в обличье волка на верную смерть, они заставили меня сегодня вопреки воле отца выйти из дома, лишь бы увидеть её милые черты.
Я уже не сомневался, что полюбил, полюбил всем сердцем. Об этом свидетельствовало постоянное желание видеть её, держать за руку, готовность заботиться и оберегать от бед, говорить с ней или слушать, просто молчать рядом, ощущать учащённое биение сердца и головокружение от недостатка кислорода потому, что в её присутствии забывал дышать.
Я как будто был болен ею, но совсем не хотел выздоравливать.
Глава 22. Разбор полётов
Александр
Домой я вернулся поздно, когда уже стемнело. Отец сидел на кухне, поджидая меня. По его лицу я догадался, что он в отвратительном расположении духа. Его серые глаза так и метали молнии, когда он спросил резким твёрдым голосом:
— Где ты был?
— В школе.
— Значит, слово отца для тебя не закон?! — на мои плечи словно упала тяжёлая плита, такой давящий глухой рык издавал отец.
Он говорил так, словно не спрашивал, а утверждал это. Я остановился в дверном проёме и ждал, что будет дальше, и открыл, было, рот, чтобы объяснить, почему нарушил его приказ, но отец не дал мне сказать ни одного слова своим гневным высказыванием:
— Я никогда не наказывал тебя, но сегодня мне придётся тебя проучить!
— Изобьёшь меня ремнём или поставишь в угол? — решил съязвить, высказав свои предположения, но отец продолжал:
— Ты безответственен! Ты ещё не научился владеть собой! Ты подверг себя смертельной опасности! Но, как я вижу по твоим действиям, тебе этого недостаточно, тебе плевать на окружающих — ты их тоже обрекаешь на смерть! Такое непозволительно! Чтоб ты это понял, я должен тебя наказать!
— Всё не так, отец! — попытался я оправдаться, но он не слушал — его обвинения хлестали меня больнее ремня. Но когда он приподнял крышку подвала, который находился под нашим домом, и приказал мне спуститься вниз, меня затрясло. В ужасе я покачал головой, отказываясь делать даже шаг в это холодное сырое помещение, пропахшее плесенью и грибком, разъедающим снизу толстые столбы, на которых держался весь дом. Такого я точно от него не ожидал.
