— Верю, — сказала я шёпотом, потому что на глаза снова навернулись слёзы, и я не смогла с ними справиться.
— Почему ты плачешь? — спросил он, осторожно стирая слезинки с моих щёк.
— Я не знаю, наверное, от избытка чувств, — прошептала я еле слышно.
— Не плачь, я не хочу, чтобы ты плакала, — сказал он, ласково погладив меня по голове.
— Хорошо, я не буду, — сказала я, но, как ни старалась, не смогла сдержать капающие слезинки.
Не могла я сказать ему, отчего слёзы так и лились ручьём из моих глаз: от внезапного осознания того, что я полюбила оборотня, и неопределённости будущего с ним, осознания огромной ответственности, лежащей на его плечах, страха за него, за его рассудок.
Не могла я сказать ему и того, что мне очень было его жаль, потому что именно на него свалилась эта чудовищная напасть.
— Ты, наверное, замёрзла? — спросил он. — Земля холодная, давай встанем.
Он поднялся и подал мне свою тёплую руку. Притянув к себе, он крепко обнял меня и согрел теплом своего тела.
— Нам пора возвращаться, Аня, — сказал он через некоторое время.
— Нет, Саш, ещё рано. Я хочу побыть с тобой ещё, — тихо попросила я. — До конца уроков в школе.
— Милая, уроки как раз сейчас заканчиваются, а нам ещё нужно вернуться за учебниками.
— Не может быть! Неужели так быстро пролетел день? Который же сейчас час? Я оставила свой мобильник в рюкзаке, а часы забыла дома.
— Посмотри, где сейчас находится солнце. Уже на западе. Это означает, что день движется к концу. Так что, нам пора.
Он поднял меня на руки.
— Что ты собираешься делать? — спросила я улыбнувшись.
— Ты еле стоишь на ногах, я понесу тебя, если ты, конечно, согласна.
— Нет, я не маленькая, — запротестовала я.
— Если капризничаешь, значит точно маленькая, — сказал он весело и сделал несколько шагов вниз по склону, бережно держа меня в своих сильных руках.
— Тебе не тяжело?
— Нет, конечно! Ты ничего не весишь, словно пёрышко.
Алекс держал меня так легко, словно вовсе не чувствовал веса.
Двигался он очень быстро, так, что я сначала зажмурила в страхе глаза, но он ни разу не споткнулся, не сделал ни одного резкого движения, так что страх мой быстро испарился. Я только крепче прижалась к нему, доверившись целиком и полностью, и изнемогая от разливающейся по телу неги.
Глава 37. Встреча с отцом Анны
Александр
В один из солнечных дней февраля случилось чудо — Анна призналась мне в своей любви.
А я повёл себя ужасно, как самый тупой идиот на свете.
Вместо того чтобы броситься на колени пред её ясные очи и молить о прощении за то, что я вообще существую на свете и посмел появиться в её жизни, я повёл себя как самый последний моральный урод.
Конечно, у меня не было времени подумать, и, может быть, я поступил бы иначе, как-то сгладил углы и, скорее всего, ничего бы ей не рассказал: ни того, что являюсь оборотнем, ни о своих чувствах к ней. Но вышло совсем по-другому: я до чёртиков её напугал.
Не знаю, что на меня нашло, но я обернулся волком прямо на её глазах. Чего я собирался добиться? Наверное, мне пришло в голову, что Анна навсегда откажется от меня, узнав мою тайну.
Но вышло совсем по-другому: она едва не расшиблась прямо на моих глазах, упав с пригорка и ударившись головой о сухую корягу. Это случилось по моей вине, я напугал её, но ничего не смог сделать, чтобы помешать падению.
В общем, ещё и поэтому я возненавидел себя ещё больше.
Оказалось, что я совсем плохо знал девушку, которая полюбила и приняла меня такого, каким я был, и не требовала ничего менять.
Мы пробыли вместе почти целый день, я всё рассказал ей о себе, открыл своё сердце и душу, до умопомрачения целовал её нежные губы и обнимал изящное тело.
Наши сердца бились в едином ритме, души сливались воедино. Всё было прекрасно, ведь она любила меня так же, как я её.
Но на душе было неспокойно. Такое чувство, что поступал неправильно. Знал, что нельзя наслаждаться сегодняшним днём, ведь только неопределённость ждала впереди.
Да, я горячо любил, так любил, что готов был сгореть в пламени этого чувства.
Но имел ли я на это право?
Имел ли право вообще появляться в жизни самого прекрасного существа на планете?
Имел ли право пускать её жизнь под откос?
Сердце подсказывало, что в любви все средства хороши, но разум твердил обратное.
Возвращаясь, я нёс Анюту на руках. Девушка была очень лёгкой, почти невесомой. На подходе к посёлку, я опустил её на землю, чтобы она могла идти сама, мы подобрали школьные рюкзаки и двинулись в сторону её дома.
Пролетело ещё несколько минут, как мы были на месте, возле её дома и остановились у калитки. Но я никак не мог отпустить её, оторваться хоть на миг, и, не совладав со своими чувствами, не в силах расстаться, я крепко держал её в своих объятьях и до умопомрачения целовал её прекрасные глаза, нежные щёки, коралловые губы.
О том, чтобы выпустить её из своих объятий, не могло быть и речи. Я купался в синеве её прекрасных глаз, не в силах оторвать от неё своего взгляда, ничего вокруг не слыша и не видя, словно только в ней заключалась вся моя вселенная, всё то, что имело смысл, вся моя жизнь.
Вдруг в спину упёрся холодный ствол охотничьего ружья. Я сразу догадался, что это было ружьё по специфическому запаху ружейного масла и пороха в заряде. Послышался резкий голос Андрея Ивановича:
— Так, парень, убери руки от моей дочери!
Я опустил руки, но всё ещё смотрел в синие глаза Анны, которые потемнели и раскрылись ещё шире.
— Отойди от неё! — скомандовал её отец. — Ты, видимо, забыл, о чём я тебя предупреждал?
— Нет, не забыл, — ответил я спокойно и, не делая резких движений, повернулся к Андрею Ивановичу лицом. — Вы обещали меня пристрелить.
— Папа, что ты делаешь? — взмолилась Анюта. — Оставь его в покое, пожалуйста!
— Анна, иди в дом! — заорал на неё отец.
— Нет, я никуда не пойду! Опусти ружьё немедленно! — воскликнула она, внезапно становясь между мной и охотничьим стволом, закрывая меня своим телом.
— Анна! Брысь! — прогремел грозный голос Андрея Ивановича. — Что ты сделал с моей дочерью? Отвечай!
— Ничего, — ответил я, и, нежно взяв за плечи, отодвинул Анну в сторону.
— Я тебя пристрелю, как собаку! — прогремел её отец, направляя на меня ствол нарезного ружья.
— Стреляйте! — воскликнул я, сделал шаг к нему и, схватив ствол, приставил его к своей груди там, где билось моё горячее сердце. — Давайте! Чего же вы ждёте? Только цельтесь прямо в сердце, чтобы было наверняка! Убейте сразу, чтоб не мучить!
