— Александр — мой сын, — произнёс мужчина.
— Понятно… Значит, тот белый волк — это вы, — сказала я, всхлипывая, и добавила с надеждой в голосе: — Спасите его, пожалуйста, он умирает.
— Ну, это вряд ли, — проговорил мужчина. — Он не из тех, кто сдаётся. Сейчас надо быстрее доставить его домой.
— Хорошо, — сказала я тихо. — Что надо делать?
— Я понесу его на руках. Но вначале надо вправить его кости. Тебе не нужно это видеть.
— Я могу помочь! — воскликнула я.
— Поверь мне, девочка — это зрелище не для тебя. Но если хочешь помочь — поднимись по этой тропе, — сказал он, показывая направление вдоль скалы. — Забери моего коня — он привязан к дереву. Всё равно сейчас он не подпустит меня к себе. От меня сильно несёт волком. Приведи его сюда, но близко не подходи. И ещё — там моё ружьё, не хотелось бы, чтобы его кто-то подобрал, а в седельной сумке зажигалка. Нам надо сжечь трупы.
Холодный весенний воздух пробирал до костей, пришлось разыскать куртку, которая была разорвана в нескольких местах, но всё же немного согревала дрожащее тело. Начав подъём вверх по тропе, и отойдя на расстояние около двухсот метров, я услышала глухой крик, словно рык раненого зверя, потом ещё один, и ещё. Голос Алекса. Крик боли из последних сил. Слышать это было невыносимо, слёзы снова градом покатились по моим щекам, застилая обзор. Остановившись, прислонилась к первому попавшемуся дереву и закрыла уши руками, но всё равно продолжала слышать каждый крик и стон, ножом режущий прямо по сердцу. Понимала, что если не вправить переломы, они будут неправильно сращиваться, но не представляла, насколько больно это будет. Так уж вышло, что в жизни моего любимого постоянно присутствовала боль. Первый оборот — боль, первое сражение — боль, и вот опять… она.
Когда крики прекратились, всё ещё рыдая и тяжело дыша, я двинулась дальше по тропе и через несколько минут ходьбы нашла привязанного к дереву вороного коня. Умное животное словно ждало моего появления, заржав при приближении человека к нему. Отвязав уздечку, я повела коня за собой в поводу, возвращаясь на то место, где оставила Александра с его отцом. По пути подобрала двустволку, ствол которой ещё не остыл, а вокруг валялось множество пустых гильз, и побрела дальше.
Не дойдя до Алекса и его отца около пятидесяти метров, конь испуганно захрапел, прядая ушами, и стал вырывать удила из моих рук. Я не стала настаивать, поняв, что животное боится приближаться к волкам, привязала его покрепче и, достав из седельной сумки зажигалку, подошла к лежащему на земле парню. Его отец стаскивал части трупов в кучу. Я подала зажигалку, с помощью которой он поджёг то, что осталось от вампиров. Как ни странно, тела вспыхнули мгновенно, словно были облиты керосином, на глазах коробились и скукоживались, распространяя вокруг себя едкий дым, причём вид трупов меня не напугал, словно часть моего сознания была отключена, и всё происходящее я воспринимала через призму сюрреализма. Через несколько минут трупы вампиров исчезли в пламени костра, словно их и не было никогда.
Всё время, пока горел костёр, Алекс, распростёршись, лежал на земле и не подавал никаких признаков жизни. Кровь из его ран уже не текла, и ничто не напоминало в нём живого человека, так страшно он выглядел. Кровь и грязь смешались, превратив его тело в страшное липкое месиво. Некогда иссиня- чёрные волосы побурели от крови. Дыхание рваное, отрывистое. Тело напряжено. Вся левая сторона тела была переломана: раздроблены кости руки, ключица, рёбра и нога. Я не врач, но повреждения были настолько явными, что только дурак мог их не заметить. Его отец сделал всё, что смог, сложив переломы. Не представляла, что бы я делала, если бы не его помощь.
Я села прямо на землю возле парня, грязными руками размазывая слёзы по щекам, и пыталась понять, жив ли он, боясь притронуться, чтобы не причинить лишнюю боль. Он уже не стонал и совершенно не двигался, но его грудь, всё же, немного поднималась, оставляя надежду на то, что он всё ещё дышал. Его отец произнёс, осторожно поднимая Алекса на руки:
— Нам пора идти, дочка, и идти очень быстро. Если ты устала — садись в седло, и Ворон мигом тебя донесёт до нашего дома.
— Я никогда не сидела в седле, боюсь, что у меня не получится править лошадью, — сказала я.
— Ладно, веди его в поводу, только держись дальше, чтобы он не нервничал.
Когда я отвязала Ворона, отец Александра уже двинулся в путь. Он не шёл и даже не бежал. Он словно летел, едва касаясь ногами земли, и его ноша совсем ему не мешала. Сначала, когда темп его ходьбы был не таким уж быстрым, я старалась не отставать, но за оборотнем мне было не угнаться, поэтому через пару минут я потеряла их из виду. Шла вперёд, придерживаясь оставленных кое-где следов, и надеялась, что не потеряюсь в лесу.
В один момент мне показалось, что следы исчезли. Либо я свернула не в ту сторону и заблудилась, либо просто не могла их разглядеть, не будучи следопытом. Остановившись в раздумье, что же дальше делать, приняла непростое решение, понадеявшись, что конь уж точно найдёт свой дом. До этих пор мне никогда не приходилось ездить на лошади, но я отважилась, хотя было очень страшно. Вдруг конь не стал бы меня слушаться или и того хуже — сбросил бы со своей спины. Эти мысли посещали мой испорченный сюрреализмом мозг, но я не обратила на них внимания. Надо было спешить.
Перекинув уздечку через голову коня, поставила левую ногу в стремя и удерживая уздечку, перебросила правую ногу через его спину, садясь в седло. Это было не просто, но с горем пополам получилось. Потом ослабила поводья, и умное животное двинулось в путь, передвигаясь спокойным шагом, словно зная, что в седле сидел полный дилетант.
Как я и предполагала, конь прекрасно знал дорогу домой и быстро дошёл до Андреевского хутора, который внезапно открылся моему взору минут через десять. Подойдя к одному из домов, Ворон остановился как вкопанный, и я кое-как сползла с седла. Привязав животное к забору, погладила большую умную морду в благодарность за то, что не уронил меня на землю, и бросилась в дом.
Войдя, увидела Алекса лежащего на правом боку на огромном дубовом столе, и его отца, склонившегося над ним с иглой в руке и зашивающего рваную рану на его спине.
— Как он? — спросила я, снимая грязную разорванную куртку и бросая её в угол.
— Всё ещё без сознания. Но это лучше, боли для него на сегодня уже достаточно. Кости срастутся, осталось только промыть и зашить раны, если этого не сделать кожа может срастись неправильно, появятся рубцы и шрамы, поэтому, помоги мне, пока он не пришёл в себя, а то иначе придётся его привязать, чтоб не дёргался.
— Но я никогда этого не делала! — воскликнула я.
— Ничего. Я покажу.
— Ладно, только вымою руки, — перепугано произнесла я.
Умывшись под краном во дворе и тщательно вымыв руки с мылом, я вернулась в дом и подошла к столу, на котором лежал мой защитник. Его отец показал, как правильно промыть рану, чтобы в ней не осталось инфекции, как стянуть её рваные края и наложить шов. Мне было ужасно страшно, когда я впервые воткнула иглу в живую ткань человека, и не просто какого-то там человека, а очень мне дорогого, словно я вонзала тонкую иглу себе в сердце, вздрагивая всякий раз, когда приходилось это делать.
