— Истинно, — хором ответили мужчины.
— Подтверждаете ли вы, что все узримые вами предметы c Ифлога были найдены в мешке Змея?
— Подтверждаем.
— Как законы клана дриад велят наказывать подозреваемого в сговоре с фениксами, ежели вина его доказана?
— Заключение под стражу и казнь через удушение.
— Да-а, — протянул Каладиум, — как оказалось, в этот закончик поправки еще не внесены. Едва ли Антуриум мог предвидеть, что недосын его давнего приятеля заявится в Барклей с барахлом фениксов…
Он подцепил ногой резной табурет и уселся на него. Уткнулся локтями в колени, кулаками подпер подбородок. Глумливо оскалился, а следом вымолвил до зубного скрежета насмешливое:
— Ай!..
Каладиум глядел на Рубина с тем самодовольством, какое выказывал в мгновения их недолгой дуэли.
Что делать? Что делать? Что делать? — закрутился в голове Рубина вопрос, когда раздался звучный щелчок пальцев. Хранители спокойно отвели лезвия в стороны и сделали два шага назад.
И как у стальной братвы только руки не отсохли?
— …Думается, — с издёвкой вымолвил Каладиум, — ядок больше подтекать не будет, верно?
Спазм сковал шею Рубина — не шевельнуться. Олеандр спас его от гибели один раз. Быть может, убережет и во второй?
— Где наследник?
— Ой, — отмахнулся Каладиум, — вы ведь ничего не знаете. Точно. Олеандр девицу в клан притащил. Аспарагус счел её вырожденкой, наследник считает иначе. Девчонка сбежала, и они… В догонялки они там играют, словом. Забавно, истинно? Она-то, как видится, и исцелила вас.
— Что за!.. — Рубин осекся, глядя на дыру в портках. Порез, запекшийся кровью, бедро не украшал — рана и правда исчезла. — Хм-м…
В хижине сгустилась тишина. Он тяжело дышал, силясь собраться с мыслями. И какого хромого хина ему не сиделось в тоннеле? На кой он кинул там вещи и ввязался в игру «поймай шерстяной веник прежде, чем тот разнесёт поселение»? На кой полез с огнем на Стального Палача?
Глушница! Клятое дриадово пойло, пьянящее разум похлеще дурмана! Да чтоб Рубин еще хоть раз к нему прикоснулся!
Он уперся кулаком в ложе и смежил веки. Его трясло. В груди против воли разгоралось пламя гнева.
— К чему это представление, дорогуша? — прошипел он. — Ни ты, ни твои подпевалы и понятия не имеют, кому я прихожусь сыном! Да Янар от вас и кучки пепла не оставит, ежели…
— Янар! — В рассветном сумраке сверкнула белизной широкая улыбка. Бровь Каладиума выразительно изогнулась. — Слыхали? — Он перевел взор на воинов. — Ля, какими парень именами раскидывается!
— Истинно, — ответили хранители.
Твою ж!..
— Янар, значит-са, — повторил Каладиум. — Брат владыки Ифлога…
— Владыка, — вставил Рубин.
— М-м-м. А что с Азером случилось?
И кто Рубина за язык тянул?
— Пал.
— Что ж, благодарю за ценные сведения. Не ведал я, что на Ифлога власть сменилась. Но полно. Вам есть что сказать перед смертью?
Спору нет, Каладиум хорош, словно извергающийся вулкан. Потрясающее зрелище, да надежнее заглядываться на него с вершины далёкой горы. По дурости и самонадеянности Рубин подполз слишком близко. Новый поток оскорблений так и рвался с губ, едкой сажей растекался по языку. Но Рубин велел себе думать и рассуждать, как советовал Олеандр.
И тут рассудок подкинул вопрос: «Почему Каладиум тянет время?»
Почему Рубин до сих пор дышит? Не варится заживо во чреве плотоядного цветка, не валяется в грязи с перерезанной глоткой. И даже не просиживает зад в пропахшей деревом и землей темнице?
Тебе даруют шанс заключить договор, — набатом отразился в сознании голос Олеандра.
Точно!
— Чего ты хочешь? — вопросил Рубин.
От Каладиума исходила насмешливая решимость. Взгляд лиловых глаз резал без лезвия.
— Неожиданно. — Слова его зазвучали, как клацанье бича. — Оказывается, мозги у вас еще не спеклись.
Стальные хранители отступили еще дальше. Встали от Каладиума по обе руки. И Рубин ощутил себя червяком, который высунулся в логове грифонов.
Брякнула заколка-трилистник, смыкающая ворот золотого плаща. Каладиум приподнялся. Стянул накидку и остался — Умбра, выколи Рубину глаза! — в шелковой тунике цвета крови и черных шароварах. Палач выглядел, как трагический герой-любовник. Художники обычно запечатлевают таких с прижатым к груди цветком и взором, устремленным к лику луны.
К горлу подкатил комок тошноты. Рубин прижал кулак к губам и отвернулся, силясь обуздать рвоту, как вдруг комнату озарил зеленый свет чар. Ставни захлопнулись, и хижина погрузилась в полумрак. Только колдовство дриад и разгоняло темноту, комкаясь под потолком.
Зрачки Рубина вытянулись. Обратились вертикальными щелями, а следом почти полностью заполонили глаза.
— Мне нужен огонь, — возвестил Каладиум. — Заговорённое пламя феникса с примесью яда дракайна, помещенное в предмет-сосуд. Вы гибрид. Значит, навыком владеете, верно? Как быстро испаряются ваши чары?
И всего-то? Сознаться, Рубин ожидал куда более размашистой просьбы. Изувечить кого-то, отравить… На худой конец, украсть ценную безделушку. Чужими руками-то оно всегда безопаснее.
— За четыре дня ручаюсь, — отозвался он. — А больше… — Он пожал плечами. — Может, выгорит. Может, не выгорит. Я-таки не выродок, смекаешь? И действовать мне придется резво.
— Пока идет перевоплощение — ведаю, — докончил Каладиум. И воздух от речей его, казалось, загустел. — Добро. Зелен лист, мы даруем друг другу клятвы о неразглашении подробностей встречи. Всех и каждой. Вплоть до той, что мы вообще вели беседу. Вещички с Ифлога останутся при вас.
Видит Умбра, молчание Стального Палача сулило Рубину избавление от многих проблем.
Тем не менее даже клятвы можно нарушить. Их нерушимость могли скрепить лишь мойры — порождения Тофоса, которые вели отшельническую жизнь и чурались иных существ. Посему-то Рубин и поперхнулся слюной, когда Каладиум вытянул из нагрудного кармана золотистый волос. Его свет резал взор почище тончайшего лезвия ножа.
К такому жизнь Рубина не готовила. Все заготовленные вопросы шипами встали поперек горла, страшась вылетать в мир, который определенно сошел с ума. Как?! Что существу должно свершить, чтобы отщепенка-мойра добровольно передала ему волос, пропитанный чарами?!
Острого ума для этого недостаточно.
— Тут нужно Творцом уродиться, — вслух произнес Рубин.
— Богом меня еще не нарекали. — На лице Каладиума читался с трудом удерживаемый смех. — Благодарствую.
Рубин вытер ладонью катившийся по лбу и вискам пот. Последние сомнения стерлись. На смуглой ладони перед ним лежала пресловутая нить Судьбы. И наблюдая, как танцуют в ее толщах витки колдовства, как они переливаются золотом и манят к себе, он не мог ей не верить.
