А что произошло дальше, Олеандр толком и не понял. Только что он узрел плохо перевариваемое рассудком зрелище. И вот грозовые разряды потухли. Гера замешкалась. Вены на её висках посветлели. В глазах отразилась осознанность. Она посмотрела на Каладиума, выкрикнула:
— Мас!.. — И в тот же миг рухнула на песок как подсеченная, захлебываясь кровью.
Язык-трещотка выскользнул из-за шилоподобных зубов. Чуть повыше ложбинки между ключицами, врезавшись в горло почти до гарды, торчала рукоять позолоченного кинжала.
Это был даже не самый безжалостный удар, учитывая все, что Гера и Вия натворили. Олеандр и предположить не мог с какой непроглядной бездной выносливости и чар столкнется, вступая в бой с двукровными — как говорится, и рисунком не передать, и словами не описать.
Над склоном сомкнулась тишина, нарушаемая шелестом волн и размеренным хлопаньем крыльев. Прорезая дневное марево, Вия терялась в дыму и тучах, сопровождаемая десятком пар глаз.
— Живой! Он живой! — прогремел бас, который Олеандр узнал бы из миллионов похожих.
Огромная туша с кучерявой рыжей головой неслась на него подобно тарану. Вялому такому, прихрамывающему на левую ногу, но все равно тарану. К счастью, Олеандра удосужились спасти от безотрадной участи заново переживать переломы костей. Преградив Зефу дорогу, Каладиум с каким-то странным выражением поглядел на тело Геры.
— Что с ней произошло? — Зеф посмотрел на заросли, откуда вылетело колдовство Эсфирь.
Олеандр тоже обратил взор к лесу. Ужель её чарам подвластно взывать выродков к разуму?
— Иногда с существами такое случается, — прошипел Рубин. — Ну, знаешь, когда им в глотки ножи прилетают.
Он прохаживался по песку, стягивая огонь с ветвей и приговаривая: «Не благодарите, не благодарите». По-видимому, он опять отравил дракайна, чтобы вытащить феникса. Ну не полудурок ли? Давеча чуть язык не отвесил, а ныне как ни в чем не бывало снова играется с сущностями.
— Дык это, я ж не о том, — поправился Зеф.
И тут же осекся. Олеандр расчертил по воздуху знак — два параллельных креста, призыв к молчанию.
— Э-э-э, — протянул Зеф. — Надо бы это… то самое, как его…
— Тю! — Рубин, с чьих губ уже свисала самокрутка, выдул из носа дым и усмехнулся. — Слушайте, я, кажется, начинаю докумекивать, как к вам в хранители девица заползла…
— Еще одно слово, и я скормлю твое достоинство грифонам! — зажимая ладонью порез на боку, Драцена сплюнула кровь.
Рубин в долгу не остался:
— Не терпится поиграться с моей змейкой, милая?
— Мойра улетела, — прокричал Аспарагус, раздавливая набухшую почку перепалки в зачатке. — Где белокрылая?
Твою ж деревяшку!
— Тоже улетела в сторону моря, — солгал Олеандр. Только сейчас он осознал, что с боков его прикрывают два хранителя со стальными шипами на плащах и мечами наготове. — Я видел. Очнулся и увидел.
— М-м-м, — с обманчивой мягкостью протянул Аспарагус и стиснул эфес меча побелевшей рукой. — Быть может, чей-то взор явился столь же острым, сколь и взор наследника?
Зеф, Рубин и Драцена перехватили красноречивый взгляд Олеандра и высказались ему в поддержку. Некоторые стальные воины смолчали. Другие пожали плечами, мол, не видели, не знаем.
И тут в сад шаткого успокоения прилетело еще одно зерно. От — о, диво! — Каладиума:
— Она улетела, Аспарагус.
Не то чтобы Олеандр жаловался, но встревание Палача настораживало. Он не видел Эсфирь? Сказал бы тогда, что не видел. Смолчал бы. Но нет! Он солгал и прикрыл девицу, угрожающую лесу и клану.
Почему? Не признал в ней вырожденку? Пощадил невинную жизнь, над чьей шеей по воле злого рока занесли клинок?
Вздор! Легче поверить, что Каладиум тронулся умом.
— Понятно, — Аспарагус не сводил с него изучающего взгляда. — Стало быть, нам повезло.
— Истинно, мой друг.
Что за игры эти двое ведут? Или Олеандр уже рассудком повредился? Всюду подвох мерещится.
Он дёрнул щекой. Не без помощи хранителей выполз из-за дерева и оглядел поле боя, усеянное дырами от корней и уродливыми нагромождениями камней, жженых сучьев и стволов, пускавших по ветру горящую листву.
По приказу Аспарагуса павших складывали в ряд, бок о бок. Пока что их насчиталось пятнадцать — пятнадцать из тех двадцати семи, кто пришёл на подмогу. Сапфира к распрощавшимся с жизнью не причислили. Изнуренного и бесчувственного, с обагрившимся кровью крылом, его отыскали у воды и перенесли на склон, где он попал под опеку стражей.
В тот же миг ухмылку сдуло с лица Рубина. Он упал перед Сапфиром на колени и прижался к его лбу своим.
— Держись, братец. Я с тобой.
— Ой ли!
Но этот возглас Каладиума потонул в решительном, полном нескрываемого раздражения крике Аспарагуса:
— Довольно!
Палач вскинул окольцованные пальцы к ушам, давая понять, что вовсе не собирался разжигать ссору. Впечатление подпортила широкая улыбка, оскалом блеснувшая в дневном свету.
Олеандр глянул на Рубина, чьи алые глаза сверкнули на Каладиума так, что мороз пробежал по позвоночнику.
Что-то здесь было нечисто. Хотя, припоминая недавнюю дуэль, неудивительно, что ее участники прониклись друг к другу не самыми теплыми чувствами. Зелен лист, немалую лепту внесли и былые высказывания Рубина, что Цитрин ему не отец, а Сапфир, следовательно, не брат.
Что за мысли?.. Проводив взглядом воина, который бежал к Драцене со склянками, Олеандр долго соображал, не кровь ли в них плещется. Оказалось, что настойки из столистника.
На носилках из леса вынесли истерзанное тело с культями вместо левых руки и ноги и уродливыми провалами там, где когда-то красовались глаза, губы и нос. Плоть страдальца одеревенела. Огрызки белого плаща волочились по песку. Окровавленные седые пакли выглядывали из-под покрывала.
Мирт! Олеандр уже не обращал взор к лесу. Не искал Эсфирь. Ей удалось скрыться, остаться незамеченной? И хорошо. Довольно с него смертей! Нервным отворотом головы он отвергал предложения о помощи. Направлял хранителей к тем, кому она требовалась больше. Боль пронизывала тело насквозь. Рассекала душу не хуже клинка. Каждый стон пострадавших шипом впивался в череп. Звенел в голове, словно колокол, и проталкивался ниже — к сердцу.
Олеандр чувствовал, как сбивается дыхание. А когда мимо пронесли дриада, из глазницы которого торчало перо-лезвие, вскрикнул и схватился за шею, задыхаясь. Дриады погибли из-за него! Из-за него! Не они должны были пасть в этом сражении. Только он — и никто иной!
Порыв ветра метнул в спину комья песка, и Олеандр едва не подпрыгнул к небесам от испуга.
— Мастер, наследнику дурно! — ударил по ушам вопль Зефа. — Кто-нибудь! Сюда бегите!
