— Похвальная догадливость, — не удержался от издевки Аспарагус. — Рискну заметить, ты избрал не самый изящный способ выразить благодарность за помощь. Не то чтобы я сетовал на неуважение…
— Говори! — донеслось прямо над ухом. И острие кинжала еще тверже уперлось в горло, опасно ерзая под кадыком.
— Следил.
— Треклятый прихвостень Антуриума! — прорычал Каладиум, брызжа слюной, как взбесившийся силин.
— Каладиум…
— Получил, что хотел?
— Каладиум…
— Гнида!
— Каладиум, послушай…
— Да, это я, мразь ты поганая! Доволен?!
Понеслась листва по ветру!.. Аспарагус резко перехватил застывшую у глотки руку, вывернул запястье. Хрустнуло. Каладиум вскрикнул. Выронил кинжал и получил кулаком под дых. Удар был щадящим, но достаточным, чтобы повалить его на спину. Аспарагус выдохнул и огляделся.
Заря украдкой разреживала ночь. Небо, совсем недавно бывшее черно-синим, окрашивалось в золотисто-розовые цвета, подсвечивая рябь облаков.
Верно, Олеандр уже очнулся. Скоро, очень скоро он разбудит поселение и — упаси Тофос! — заявится в курганистые земли и закатит такой скандал, что живые позавидуют мертвым, а мёртвые содрогнутся.
Перебранка с наследником в замыслы Аспарагуса не входила. Потому он поднялся с колен и высвободил меч, увязший под телами хинов. Голова снова закружилась, запах гари душил.
— Некогда мне с тобой возиться, уж не обессудь. — Он поглядел на сжавшегося в комок Каладиума. — Истинно, я следил за тобой. Как часто мы поднимали вопрос о том, кто умертвил Спирею и отравил наследника, м? И всякий раз ты не выдавал правды ни речами, ни лицом. Признаюсь, сперва я подозревал не только тебя. Доверенные мне собратья бдели за каждым Стальным воином, кой вел себя мало-мальски подозрительно. Еще до гибели Спиреи среди дриад гуляли разговоры, мол, Стальной Палач оживился, восстает ни свет ни заря и отлучается из поселения. Тогда я не придал этому значения. Тогда я многому не придал значение. Но позже…
Аспарагус тяжело вздохнул и продолжил:
— …Позже мне доложили, что Клематис и Птерис проявляли интерес к хижине наследника, где сидела эта девчонка — Эсфирь. Позже я спросил себя, не знавал ли Каладиум о ее присутствии в поселении? А ежели знавал, почему не обмолвился и словом? Позже я наткнулся на тело Мирта. Явился на бой с двукровными, где своими глазами узрел, как Эсфирь излечила наследника и ударила по Гере чарами исцеления. К тому мгновению у меня уже были основания предполагать, что ко всей этой неразберихе приложил листья наш бывалый Палач. Я прикинулся слепцом. Рассудил, что ты не упустишь шанса расчистить путь к девице, одаренной благом укрощать выродков. Ты поддержал ложь наследника. Я подыграл вам. И началась гонка преследования. Думается, мы разузнали о местонахождении Эсфирь единовременно, после чего…
Дальнейшее повествование виделось излишним.
Аспарагус кашлянул в кулак, прочищая горло. Обратил взор к притихшему собрату — и удар сердца отозвался в ушах. С осунувшегося лица Каладиума сошли краски. Он упал на бок, безвольно раскинул руки. Не было больше Стального Палача, чья презрительная улыбка снилась дриадам в ночных кошмарах.
На земле лежал изнуренный битвой мужчина — бледный, с распустившимися на лбу почками испарины.
— Сейчас… — Аспарагус в два шага преодолел разделявшее их расстояние и опустился на корточки.
Свистнул элафия и стянул с пояса мешок с отварами: удача — потребные склянки сражение почти не затронуло. Содержимым первой бутыли, заполненной обеззараживающим раствором, он промыл раны Каладиума. А вторую, с целебным отваром, приложил к его губам.
И спустя мгновение — о, диво! — пузырек оказался начисто иссушен.
Кроткий перестук копыт возвестил о приближении элафия. Впереди расплывчатым пятном замаячил его рогатый силуэт. Аспарагус широко распахнул глаза и часто-часто заморгал, прогоняя усталость. Встал и принялся складывать в кучу выисканные на поле брани клинки.
И чьей милостью Каладиум не валится с ног под их тяжестью?
— Ну-с? — прозвучал за спиной неторопливый, почти сонный голос. — Право, мне любопытно, на что ты рассчитывал. Надеялся, девица последует за мной, а ты осторожненько так за нами покрысятничаешь?
— Теперь это неважно, — уклончиво ответил Аспарагус. — Я хочу помочь, Каладиум.
— Ну да, ну да, — с обманчивой мягкостью вымолвил Каладиум. — Назови мне хоть одну причину, почему я должен верить тому, кто увивается за Антуриумом и его ненаглядным сыночком, м? Ты предал Сталь, Аспарагус! Ты предал владыку Эониума! Ты предал себя!
— Я исполнял долг и…
— Поклялся служить всем потомкам первозданных дриад… Я верный воин, клятвы мои нерушимы.
Аспарагус закатил глаза:
— Ты дозволишь мне высказаться?..
Каладиум прищелкнул языком. И кивнул, утирая изодранным рукавом капающую из носа кровь.
— О, благодарю. — Аспарагус растер ладонями полыхавшее лицо. — Давеча я втерся к наследнику в доверие. Навел на думы о твоей непосредственной причастности к смуте и усыпил. Ныне дорога в лес нам отрезана. И я предлагаю тебе два пути. Первый: к нашей общей златоокой подруге мы скачем вместе. Второй: здесь и сейчас я изволю с тобой раскланяться.
Ежели Каладиум и удивился, вида не подал. Только хмыкнул, устремив взор к Морионовым скалам, обагрившимся утренним заревом.
— Хорошо. Я сопровожу тебя.
Беда не приходит одна
Проснувшись утром и спустившись с Древа, Олеандр хотел одного — выпустить небезызвестному гаду в маске кишки.
Каким же скотом нужно быть, чтобы использовать как наживку девчушку, которая толком ничего не помнит?! У Аспарагуса, похоже, совсем верхушка на почве вырожденцев расшаталась. Уже трижды он переступил черту дозволенного. Сперва ударил Олеандра в разгар дуэли Каладиума и Рубина. Потом пощечину ему залепил на глазах десятков соплеменников. А следом усыпил и приказал хранителям не тревожить — дескать, дни у наследника выдались тяжелые, пусть вздремнет.
Каков подлец, а?! Да кем Аспарагус вообще себя возомнил?! Творить столь немыслимый произвол!.. Вот кто точно страх потерял!
А что если Каладиум взаправду причастен к смуте?
Что если он уже предстал перед Эсфирь, жаждая пригреть её под листвой?
Чувствуя, что того и гляди взорвется, словно переспелый плод, Олеандр метался по поселению. Невольно он подмечал — куда ни сворачивает, везде его поджидают кучки шепчущихся дриад, указывавших на него пальцами. Страх на их лицах сменялся недоверием. Они держались в сторонке, но провожали его столь цепкими взглядами, что он через шаг спотыкался.
— Вы что тут все, с ума посходили?! — рявкнул Олеандр, когда прачка, встретившись с ним глазами, уронила корзину с бельем. — Соревнуетесь в ненормальности?
