Прежде Олеандр не понимал, почему отец — ярый противник насилия, пыток и тирании — надламливает стальные устои с осторожностью, даже с опаской. Теперь все прояснилось.
Эониум не был властным, он был властью. Он пал, но дело его живет и отравляет умы по сей день. И выдавливать столь едкий гной нужно по капле.
— Наследник? — Чернобородый здоровяк-хранитель, на плечах которого красовались серебряные лозы, вынырнул из-за лекарни. — Благой ночи. Прикажете задержать провинившихся?
— Не прикажу, — тихо произнес Олеандр. — Мы не в Эпоху Стальных Шипов живем. Скажи мне…
— Рипсалис.
— …Рипсалис. Постой-ка, кто?
Вот кого-кого, а бывалого архихранителя, предшественника Аспарагуса, Олеандр увидеть не ожидал. Среди дриад Рипсалис был своеобразной легендой, бойцом, выжившим в схватках, где его товарищей размололи в прах. Он трудился на благо клана еще при Цикламене — отце Эониума. Отсюда и отличительный знак на плаще — серебряные лозы.
Рипсалис по праву считался самым опытным хранителем леса, награжденным затейливым прозвищем «Смерч, вьющийся над костями недругов».
— Вы не договорили, — вымолвил он и перекинул меч в левую руку, на которой не доставало двух пальцев. — Ежели изволите: я возвратился в ряды стражей по просьбе Аспарагуса.
Точно! Зефирантес, помнится, упоминал, что после бойни у моря Аспарагус призвал на подмогу былых сослуживцев. Очевидно, Рипсалис был одним из тех, кто откликнулся на зов.
— Ты… — Олеандр ухватился за ладонь Сапфира и уравновесил тело на неверных ногах. — Вы видели его отступную?
— Все уже видели, — Рипсалис кивнул. — Осмелюсь предположить, вы желаете поведать, что теперь хранители подчиняются вам? Что ж, никто не спорит. Повелевайте, наследник. Не робейте.
Олеандр открыл рот, но слова повисли на кончике языка. Возможно, к лучшему, потому что от неуёмных бесед по горлу разливался огонь. На лице Рипсалиса, наискось пересеченном двумя скукожившимися шрамами, проявилось сочувствие. Он едва уловимо взмахнул ладонью — и клинки стражей, описав в воздухе дуги, спрятались в ножнах. Никто не посмел перечить Смерчу.
В кромешной тишине хранители разбрелись, помогая ошарашенным собратьям опамятоваться.
Наверное, прав был Каладиум. Дриады и правда потеряли страх. Постепенно, рассвет за рассветом ведя быт и понимая, что никто не лишит их голов за малейшую оплошность.
Сегодня история шагнула в прошлое — в стальную клетку, туда, где властвовали гнет и насилие.
Олеандр никогда не умел общаться с дриадами. Порой даже думал, что глубокий разлом в его сознании произошел до кончины матери и прощания с братом. Еще в детстве, когда все потуги поладить с собратьями заканчивались одинаково: он пытался поддержать беседу, высказывал смелую мысль — например, подвергал сомнению существование Творцов — и соплеменники глядели на него, как на полоумного. И без того замкнутый, скоро он превратился в этакого птенца-отщепенца, который заклюет всякого, кто подползет слишком близко.
Но сейчас Олеандр точно знал, что сказать:
— Стальные Шипы не возвратятся! — И в голосе его слышался шелест ветра, порожденного лесом.
Ужас не стерся с лиц поселенцев. Только в глазах некоторых забрезжил свет успокоения. И все же Олеандр не сомневался, что остался понятым.
— Клянусь честью, позже я объяснюсь с вами, — добавил он. — К сожалению, не во всех догадках я уверен. К тому же я не ведаю, сколько врагов притаилось в клане. Мне не хотелось бы делиться с ними выводами. Придёт время, и вы всё узнаете. Я взываю к вашему терпению. И прошу о доверии.
Он глянул на Рипсалиса.
— А вас я прошу отозвать стражу, разыскивающую океанида.
Удивительно, но Рипсалис даже не попытался возразить. Никаких тебе «Зачем? Вы уверены?» Никаких напоминаний, мол, океанидам запрещено бродить по лесу без дозволения, а уж тем более — вторгаться в поселение.
— Ваша воля, — только и выдал Рипсалис и кивнул на узкий коридор между лекарнями. — Отойдём?
— Я быстро, — Олеандр посмотрел на притихшего Сапфира и шагнул за волочившимся по земле зеленым плащом.
— Вам рассказали, — произнес Рипсалис, — что огненный взрыв остановил сердца воинов, кои вели беседу у дома владыки?
— Их взрывом отбросило.
— Верно. Но важно иное… — Рипсалис замер и обернулся. Его глаза сверкнули из-под спутанных волос, ниспавших на лицо. — Одна барышня поведала, что стражей тех подвел к хижине Клематис. Сперва он поддерживал беседу, затем ушёл. И вскоре…
— Рвануло, — понял Олеандр.
— Истинно.
Что ж, вывод здесь напрашивался единственно-возможный: скорее всего, Клематис и поджег дом.
— Мы не сумели его отыскать, — шёпотом продолжил Рипсалис. — Полагаю, он сбежал. Как и Птерис. Его в последний раз видели на поляне. Там, где вы на вырожденку наткнулись.
— Эти дриады, — проговорил Олеандр, — которых отбросило. Тела уже опознали?
Рипсалис щёлкнул пальцами, подзывая седобородого воина с лозами на плаще. Тот коротко поклонился и вытащил из кармана шаровар сложенный вдвое листок. Олеандр тут же перехватил бумагу и развернул. Палец заскользил по столбцу имен: Аукуба, Паслён, Клузий, Циссус, Седум. Не то чтобы он знал всех хранителейпоголовно. Но упомянутые, как помнится, некогда обнажили мечи и выжили в бойне с двукровными детьми Азалии.
Азалия! И снова удар снова пришелся на тех, кто ей подгадил. Совпадение? Как-то не верится. Зелен лист, Клематис разом свершил две пакости: и стражей погубил, и дом неугодного владыки поджег.
Лихо!
Судные листы у павших хранителей не нашли, но… Но полно! Тут всё ясно.
Каковы выводы? Каладиум и правда мстит за Азалию? Умозаключение встретило в голове Олеандра протест, сводящийся к сути: «Бред какой-то». И все же на него снизошло просветление. А когда жертва козней прозревает и видит, куда нацелены стрелы, у нее появляется шанс увернуться и спрятать мишени.
— Благодарю за сведения, — Олеандр взмахнул ладонью, спроваживая Смерча. И окликнул ореада: — Сапфир!..
— Страшный какой, — произнес Сапфир, заходя в тень. — Никогда его не видел, кто это?
— Смерч — самый опытный хранитель Барклей, — Олеандр пошатнулся. Обтёр залитую потом шею рукавом, натянутым на ладонь. — Даже я его никогда не видел. Но сейчас о другом. Мне нужна твоя помощь, не откажешь? Нужно пролистать летописи. Меня интересует резня шестнадцатилетней давности. Вернее, стражи, которые ее пережили, а еще их дети. Только дриад выписывай. Океанид опусти.
— Что за сражение? — Сапфир прищурился.
— Близ Морионовых скал. Последняя битва Стального Шипа. В ней же погибли двукровные дети Азалии. Ветхий такой фолиант, обернут листком с Вечного Древа. Он выделяется.
