«Держись, Адалин, только держись, сейчас он уйдёт, и ты сможешь выдохнуть», — этот призыв скорее походит на отчаянный вопль, потому что в мысли начинают проникать воспоминания вчерашнего поцелуя.
— Вы одна, без дочери? — задаёт он вдруг вопрос. — Госпоже Эдисон стало лучше?
— Да, всё в порядке, Кери осталась с ней.
— Хорошо.
Затяжное молчание вводит в ещё большую неловкость. В отличие от меня, господина Кана, кажется, это не трогает, он выглядит уверенно и расслабленно, делает шаг назад, чётким движением вынимает ключ из замка и протягивает мне.
— Закроете дом, если справитесь раньше, — протягивает ключи.
— Да, конечно, — киваю, протягиваю ладонь, чтобы взять ключ, но — вот неловкость! — он скользит мимо моих пальцев и падает на пол. Реакция наклониться и подобрать потерю быстрее, чем мысль о том, что это мы уже проходили. Но Кан в этот раз ловит моё запястье, удерживая. Стоит вдохнуть его аромат, всё смешивается, моё тело пропускает непонятные импульсы, делающие из меня ватную куклу. Я моргаю пару раз.
— Не нужно, — смотрит так пристально, что по телу бегут мурашки, мужчина наклоняется передо мной, подбирает ключ и, развернув ладонь, вкладывает холодный металл в руку. Выпускает.
— Хочу сказать вам кое-что, — хмурится он.
Его тембр голоса вновь меняется, заставляя меня насторожиться.
— Это по поводу того, что произошло вчера, — взгляд Фоэрта становится отстраненным, — в общем, забудьте… Ай, неважно, просто сделайте вид, что ничего и не было.
Слова как выстрел — попадают в цель.
— О чём вы, господин Кан? — твёрдо вскидываю подбородок, чувствуя, как каменеет тело.
Фоэрт молчит некоторое время, но следом произносит.
— Хорошего дня, — отступает и направляется к двери.
Я часто дышу, стараясь успокоить быстро бьющееся сердце. Злость закипает во мне котлом, и всё, что я могу, — это втягивать глубже воздух, пытаться совладать с той бурей, которая во мне поднялась.
Сжимаю пальцы в кулаки, чувствуя, как больно вдавливается в ладонь ребро ключа. Что значит «забудьте»? Что значит «сделайте вид, что ничего и не было»?
Хм! Адалин, а чего ты ещё ждала, разве ты не знала, что из себя представляет этот мужчина, который повстречался на твоём пути однажды? Боже, когда я себе успела напридумывать всякой чепухи? Придумать, что могу быть ему намного интереснее, чем просто девица с улицы?
Я развернулась и обвела невидящим, затуманенным пеленой смятения взглядом холл.
Глава 10
Как он мог так сказать? И самое главное — почему? Или он сожалеет, что так вышло?
На смену злости начала приходить ярость.
Прижала ладонь к пылающей щеке.
«Так, где здесь ванная комната для прислуги, мне срочно нужно охладиться!»
Сориентировалась я быстро, вспомнив планировку особняка. Ворвалась в двери и бросилась к раковине, открыв кран с холодной водой, плеснула несколько горстей в лицо, погасив этот пожар. Закрыла кран, подняла голову и замерла, посмотрев на себя в зеркало.
Мои глаза говорили сами за себя, горящие, полные растерянности и какой-то беспомощности.
— Боже, и такой видел меня он? Красноречиво, ничего не скажешь, — хмурюсь.
— Да какая мне разница, что он там увидел?! — резко стряхиваю с пальцев воду и беру бумажную салфетку, вытираю влагу.
“Это будет мне уроком, впредь я буду умнее, — прикусываю губы. — Но сколько уже можно, Адалин?!”
Посетовав и поругавшись на себя ещё пару минут, я всё-таки переодеваюсь в приготовленную новую рабочую одежду, которая висела в комоде специально для меня.
“Хм. Госпожа Кан позаботилась об этом, несмотря на то, что не совсем одобрила выбор своего сына?”
Повязав поясок белоснежного передника, принимаюсь за работу. Чувства чувствами, но ответственно подхожу к своим обязательствам, выкидывая из головы все мысли о Фоэрте Кане.
Я начинаю с верхнего этажа, поднявшись по широкой изогнутой лестнице. В особняке я совершенно одна. Как же давно я не испытывала этого состояния — быть в огромном доме, где лабиринты просторных комнат, где царит тишина, где пахнет дорогим деревом и восхищает бархатистый полумрак. От всего захватывает дух.
Постепенно я расслабляюсь и с удовольствием привожу всё в порядок. Хотя работы оказывается немного: удивительно, но за эти дни даже пыль не осела!
Может, господин Кан нанимал кого-то вчера?
Но как бы то ни было, я прохожусь влажным полотном по всем поверхностям, стараясь не думать о хозяине дома, но, кажется, сам воздух пропитан его присутствием.
Я думаю об уборке. И вовсе не считаю своё занятие зазорным — это честный труд, и ничего постыдного для женщины в уборке нет, но всё же я бы хотела заниматься более важным делом.
И снова на меня нахлынули времена, когда был жив дедушка. Откуда-то из глубины души поднимается сокровенное желание. Больше всего я бы хотела продолжить его дело — помогать людям хранить свои сбережения и ценности. Но об этом я могу теперь только мечтать.
Самым сложным испытанием для меня оказывается спальня Фоэрта Кана, к которой я приступаю чуть ли не в последнюю очередь на верхнем этаже.
Взяв спальный комплект белья, тихонько открываю дверь и вхожу.
Сразу же бросаю взгляд на раскрытый шкаф, в котором висят его рубашки, костюмы и галстуки. Пара его комплектов, вероятно, стоят больше, чем я заработала за все эти четыре года. И вообще, спальня роскошна, стеклянное окно занимает почти всю стену с видом на небо. Ступая по толстому ковру, что лежит на полу, подхожу к огромной кровати из тёмного дерева твёрдых пород.
Дыхание учащается.
В спальне до сих пор остаётся аромат этого мужчины, смешанный с тонким ароматом парфюма. Он сильнее всего исходит от разобранной постели. Я сглатываю и хватаю подушку, но замираю — этот аромат… он удивительный. Ощущение горячих губ и тяжёлого дыхания на моих губах будоражит, как и глубокий взгляд мужчины.
“Сделайте вид, что ничего и не было”, — брошенные слова врываются непрошенно.
— Забыть, забыть, забыть! — бормочу сквозь зубы, смежив веки.
Распахиваю глаза и зло откладываю подушку, быстро снимаю простынь, чтобы отправить в стирку, и застилаю кровать новым постельным бельём.
Вся взъерошенная и даже вспотевшая, я спускаюсь на нижний этаж, отправляю постель в стирку и осматриваюсь. И если на втором этаже был порядок, то здесь — нет.
Да! Работы оказалось куда больше, чем я предполагала. Такое ощущение, что в доме кто-то специально постарался намусорить перед моим приходом.
Да и уборка это полдела…
У меня уйма времени ушла на исследование особняка, на изучение того, куда можно заглядывать, а куда — нет. Мебель в некоторых комнатах была антикварной, к которой не то что подойти, но и притронуться страшно. Откуда мне это известно? У моего дедушки слабость была к таким вещам. И я даже знала, сколько та или иная тумбочка или бюро для письма стоит.
