Хмурю брови и раздумываю несколько секунд, поднимаюсь и покидаю кафе, направляясь прямиком в отдел. Что-то толкает меня прийти к Кану прямо в его кабинет, какое-то смутное предчувствие, что у него что-то произошло там. В любом случае, узнаю, почему он не смог прийти.
Меня пропускают беспрепятственно, Кан позаботился об этом заранее. И теперь я могу прийти к нему в любое время.
Я поднялась на нужный этаж и направилась уже наизусть выученным путём. Я знаю, что могу зайти даже без стука, словно после того случая на фабрике между мной и Каном не осталось никаких секретов и расстояний. Но уже издали я слышу женские вопли.
— Леди Ридвон, — останавливает Эстос, я совсем забыла про помощника, который, увидев меня в открытую дверь своего кабинета, гнался за мной весь коридор. — Леди Ридвон, вам лучше пока подождать.
— Почему? — удивляюсь.
Эстос взволнованно краснеет.
— Там леди Лансет, она…
Я даже не слушаю дальше, поворачиваю ручку и вхожу в кабинет.
Фоэрт спокойно сидит в своём кресле, а Паулина нависла над столом, впиваясь в дерево ногтями, и что-то яростно твердит, потому что вид у неё весьма всклоченный.
Она резко поворачивается, её глаза вначале расширяются от удивления, а затем сужаются до щёлок, из которых выстреливает искрами злость.
Кан, посмотрев на меня, одаривает дразнящей улыбкой и игриво приподнимает бровь, давая знак, что рад меня видеть.
Паулина Лансет медленно выпрямляется и поворачивается ко мне, а Фоэрт скучающе зевает в кулак.
— Тебя стучать не учили? Не видишь, мы заняты, — высокомерно дёргает подбородком брюнетка.
Я делаю два шага к ней и смотрю свысока, замечая, насколько Лансет низкоросла, не так хороша, как мне казалось раньше.
— У нас с Фоэртом запланирован обед, а вы задерживаете его.
— Ха! Ему не нужна какой-то провинциалка, нищенка, у которой ни гроша за душой, единственное, чего ты достойна, это мыть полы в барделях.
— Паулина, — предупреждающе одёргивает Кан, поднимается с кресла, обходит стол и приближается ко мне, встаёт рядом. — Следи за языком. Это последнее, что остается в твоём распоряжении, — спокойно проговаривает он.
— Да ну нужна она мне, — фыркает. — Я пришла разговаривать с тобой и требую, чтобы ты вернул мою редакцию и все те сбережения, которые у меня есть, иначе будешь иметь дело с моим отцом.
— Думаю, твой отец обрадуется, что его дочь продала свою честь тайному агенту за информацию, которую он тебе сливал. К тому же ты же не хочешь оказаться за решеткой в компании Конса, у меня есть все доказательства, что ты имела с ним дело, но если ты напрашиваешься, я могу копнуть глубже, наверняка есть много чего интересного, что заинтересует уже не только меня.
— Ты мерзавец, — Лансет бледнеет, а губы трясутся.
Я замерла, не совсем понимая, о чём она. Паулина переводит взгляд на меня.
— Если хочешь мне что-то сказать, — опережаю её, — то напрасно стараешься, я верю Фоэрту и люблю его, какую бы грязь ты сейчас не лила.
Паулина смыкает губы и кривит рот, будто съела лимон. Отворачивается от меня и тычет в грудь Фоэрта указательным пальцем.
— Твоя мать преступница, как бы ты это ни скрывал! И остерегайся того, кого она продала, возможно, он захочет найти тебя и поквитаться.
— Я обязательно его встречу, если будет нужно, — отвечает Кан, но я слышу в его тоне напряжённость. Что-то явно произошло, о чём я ещё не знаю. Но я точно знаю, что Фоэрт, что бы ни сделал, поступает справедливо.
— Паулина, — заявляет холодно Фоэрт, — советую бежать как можно дальше. И молись, чтобы ты мне на глаза не попалась, я тебя не пощажу.
— Оставь мне хотя бы мои сбережения, — вдруг строит жалобный вид, а на глаза набегают слёзы.
— Ты не получишь ничего. Я оставлю тебе лишь твоё тряпьё.
С её губ срывается злое рычание, она становится ещё бледнее, так что кажется, будто упадёт в обморок. Но это обман: она резко взмахивает рукой для удара, но Кан реагирует мгновенно — перехватывает её запястье.
— Это последнее моё предупреждение, — говорит он таким угрожающим голосом, что даже у меня холодок по коже проходит. И одновременно — восхищение от его выдержки. Я бы не стала так церемониться, поэтому Фоэрт ещё больше вызывает к себе истинное чувство уважения.
Он откидывает от себя её руку, Паулина отшатывается.
— Тебя проводит мой помощник, — сухо заключает он.
Паулина, смерив нас убийственным взглядом, направляется к двери, громко цокая каблуками.
— И без фокусов, — поворачивает Кан. — Знай, мои агенты будут за тобой следить. Один неверный шаг, и я упеку тебя за решётку. Ты виновата и делала нехорошие поступки, пришло время за них расплачиваться.
— Ты мерзавец, как и твоя ма… — она запнулась, не решившись продолжать.
— Я уверен, она этого не хотела, и докажу это, — бесстрастно отвечает он.
Паулине больше нечего было сказать, все козыри выброшены, ничего не осталось, и кажется, ей придётся смириться с невыносимыми для неё потерями, которые она получила по заслугам. Она шагнула за дверь и громко хлопнула ею.
Тишина повисла в кабинете. Я шумно втягиваю в себя воздух и поворачиваюсь к Кану.
— Извини, что опоздал, — говорит он первым.
— Пойдём на обед, — предлагаю я, улыбаясь.
— Идём, — соглашается Фоэрт, заправляя за моё ухо прядку волос.
В кафе мы пробыли больше двух часов. Фоэрт рассказал всё в деталях о том, что произошло в кабинете, и о том, что узнал только сегодня утром. Я видела его напряжение, его что-то беспокоило.
— Теперь ты всё знаешь… И, наверное, не захочешь со мной иметь дело.
Боже, неужели он правда так думает? Накрываю его кисть рукой.
— Я верю тебе всем сердцем и понимаю. Твоя мама Лишен заботилась о тебе, и я знаю, какая этому цена, знаю, потому что моему отцу наплевать на меня. А Лишен старалась давать тебе всё — любовь, заботу, ласку. Даже если ей пришлось переступить через себя, она всё это делала не ради себя. И тебе не нужно ничего доказывать. Она была одна в тот момент, у неё не было поддержки, людей, которые бы могли помочь, она рассчитывала только на свои силы и поэтому делала необдуманные поступки… — замолкаю и смотрю Кану в глаза. — Однажды я услышала это от одного человека и поняла, как он прав.
— И кто же этот человек? — в глазах Фоэрта вспыхивает самая неподдельная ревность.
Так забавно видеть его ревнующим, его реакцию, как он хватается за чашку с кофе и делает резкий глоток.
Я облизываю губы и наклоняюсь к нему, смотрю в глаза, в эти янтарные, полные солнечного света глаза.
— Его зовут… — тяну я, признаться, наслаждаясь моментом, — …Фоэрт Кан.
