– Запомнил, – кивнул оруженосец, подтверждая, что не то что не запомнил, а даже не услышал, что ему сказали в конце.
Островитянин вздохнул, отвернулся к котлу, предварительно закатив глаза и дав мне мгновение полюбоваться его недовольной и саркастичной физиономией. Я прошла к столу, усаживаясь на край лавки сбоку, и вступила в неравный бой с волосами, которые, туго заплетенные в косу несколько дней назад, превратились из округлых локонов в крутые и упругие завитки, да и начали уже немного подсваливаться. Ну, ничего, помою в бане волосы, высушу в доме и заплету мягко, чтоб вороньим гнездом поутру не сплелись…
Так мы и сидели – я вычесывала копну волос, периодически сдерживая ругательства и пытаясь не сломать гребень, Харакаш что-то мурлыкал под нос у котелка, досыпая туда то крупы, то каких-то трав, и по дому потихоньку полз запах наваристой ухи, а Альвин, перестав угрожать самовоспламенением, подмел пол, постелил у дальнего от входа угла хозяйские матрасы и занялся чисткой доспеха.
Всеобщее умиротворение длилось не больше получаса – стук в дверь и женский голос из-за нее оповестили, что баня для ее высочества истопилась. Метнувшись в свою комнату, я достала все глиняные баночки с мыльным корнем, травами для воды и еще какими-то штуками, чистое белье, завернула все в полотенце кульком, накинула на плечи стеганую куртку, влезла в сапоги и, воодушевленная, поскакала к дверям навстречу своему девичьему счастью.
Девичье счастье встретило меня в виде «черной» бани, какую я видела только в деревне у деда и в которую даже париться не ходила – воротила свой избалованный городскими удобствами нос. Сейчас же, стойко перенеся мысль о том, что расстаться с одеждой придется в огороженном забором и облагороженном настилом неотапливаемом закутке, я, выслушав от своей провожатой, что моя банщица ждет меня уже внутри, разделась, чувствуя, как легкий мороз тут же начал щипать кожу, сложила вещи стопкой, кинув полотенце сверху, сунула сапоги под скамью и, прижимая к груди свои баночки и чуть не споткнувшись о непривычно высокий порог, юркнула за дверь, плотно прикрыв ее за собой.
Черные стены, уже не красящие, но не отмываемые от копоти, слой мягких от воды и жара еловых веток, закрывающий пол целиком, пар и шипение от поданной на камни порции воды – я даже не сразу разглядела в этом тумане и полумраке молодую девушку, что отмачивала в кадке с водой веник. А вот она, привыкшая к тусклому свету, идущему из двух узких, закрытых в несколько слоев пузырями окошек, меня увидела сразу и склонилась чуть ли не до земли, мазнув кончиком черной косы пол.
– Давай условимся: мы тут без титулов, раз друг перед другом в чем мать родила, и пока не попаримся, так и будет. Тебя как зовут? – взяла я с ходу быка за рога, подходя ближе и чувствуя, как божественно прекрасный жар проникает под кожу, моментально ставшую влажной от висящего в воздухе пара.
– Дора, гос… – Наткнувшись на мой строгий взгляд, девушка стушевалась и замолкла.
– А я – Эвелин, но это ты наверняка знаешь. Ну что, в такой бане я еще не была, так что командуй. – Я поставила принесенные мною снадобья на лавку, умостила свою пятую точку на деревянной полке, глубоко вдыхая горячий воздух, собрала волосы в хвост, перекинула их на грудь и с интересом огляделась.
Выложенный камнями очаг с круглой «спинкой» располагался в углу, по правую руку от входа. Напротив меня, сидящей на деревянном лежаке, приподнятом над полом на добрый метр и имевшем в виде приступки лавку, стояли две полные воды кадки, одна пустая и одна на четверть заполненная водой лохань, в ней Дора держала банный веник. Переведя взгляд на мойщицу, я заметила, что она с интересом поглядывает на баночки, что сейчас стояли у моих ступней, и махнула ей рукой, мол, чего стоишь, поддай и садись.
Дора оказалась девушкой понятливой – помещение заволокло паром, а сама она аккуратно присела на лежак на почтительном расстоянии от меня, но достаточно близко, чтобы я смогла ее хоть как-то рассмотреть. Скуластое лицо, чуть широковато поставленные глаза, крупноватый нос, премилые ямочки на щеках. Девушка была крепкой, с развитыми плечами и спиной, небольшим животиком и тяжелой, но еще не потерявшей форму грудью. Широкие бедра и сильные руки дополняли картину деревенской труженицы. Лишь синяки от ударов да отпечаток чьей-то пятерни на предплечье делали эту картину безрадостной. Быстро отведя взгляд, я едва слышно вздохнула. Дора не выглядела подавленной или расстроенной – было ли это проявлением крепкой психики или же попыткой отстраниться от случившегося?
Взяв стоящие на лавке глиняные горшочки, я поставила их между нами и принялась открывать, заглядывая внутрь, комментируя и протягивая их потом Доре, чтобы она также ознакомилась с содержимым.
– Так, тут мыльный корень с лавандой… Тут… кажется, что-то хвойное с апельсином, а это – мазь какая-то, не знаешь, зачем она? Хм, а это же та штука, которой я спину после тренировки мазала, надо будет потом, после бани, давай отставим пока…
Как я и предполагала, любопытство победило. Уже через минуту Дора смело совала нос в ароматные глиняные горшочки, предложила растворить в воде для подачи пара хвойно-цитрусовый порошок и, встав, спросила, готова ли я к тому, чтобы меня пропарили веником, пообещав быть очень аккуратной.
Я была готова ко всему!
Заплетя на скорую руку волосы в косу, я легла ничком на полку под шипение выплеснутой на камни воды, расслабленно вдохнула расползающийся по бане аромат нового года и едва не застонала от удовольствия, когда моих пяток коснулся мягкий банный веник.
Дора свое дело знала на отлично – веник порхал над моим распластанным по лежаку телом, то нежно обнимая плечи, то игриво похлопывая по ягодицам, то щекоча ступни ног. Удары чередовались мягкими прикладываниями распаренных веток к телу, мелкие и частые прикосновения перемежались тяжелыми и редкими хлопками. И когда я уже совсем расслабилась, ощущая себя почти единым целым с полкой, на которой лежала, коварная банщица вылила на меня ковш прохладной воды!
Нет, умом-то я понимала, что это действительно надо и полезно и что вода, простоявшая все это время в кадке в парилке, не может быть такой ледяной, какой я ее почувствовала. Но вот мое тело среагировало на это совершенно иначе.
С абсолютно не королевским визгом ужаса и восторга я подскочила на полке, чувствуя, как сердце разгоняет кровь по телу, и поняла, что в помещении стало как-то ощутимо светлее. Дора замерла, широко раскрыв глаза и уставившись на мою ладонь, и я, опустив взгляд следом за ней, увидела, что символ божества, в обычной жизни светящийся едва заметно, сиял, словно маленькая звезда.
– В-в-а-а-а-ш… – Девушка качнулась, готовая бухнуться на колени, но я тут же схватила ее за руку, благо «черная» баня строилась не особо большой, и дотянуться до нее с полки я могла без проблем.
– Все нормально, Дора! Тише, это, наоборот, хорошо, мне понравилось, просто очень неожиданно было, вот я и заорала, – успокаивала я чуть дрожащую банщицу.
Та, переведя на мое лицо абсолютно ошалевший взгляд, кивнула медленно и позволила усадить себя на полу рядом. Свечение божественного клейма на моей ладони постепенно стихало, а Дора, кажется, приходила в себя, потому как, облокотившись на отставленные назад руки, я несколько раз ловила на себе ее любопытный взгляд.
