– Тише, тише, – прервал меня островитянин, оглядываясь.
Пусть вокруг нас оставалась приличная зона отчуждения, а воздух полнился шумом идущих людей, ржанием коней и скрипом телег по снегу, он все же был прав. Мне не следовало высказываться так громко, сомневаясь в себе и в том, что я совершила.
Я совершила. Я. Не Светозарная.
– Альвин, ее высочеству нездоровится, съезди в обоз, попроси приготовить ее любимый отвар. – Островитянин проследил взглядом за споро развернувшим коня телохранителем и обернулся ко мне: – Послушай, Эвелин. Мы все видели, что произошло и кто был в твоем теле. И все понимают, что это божественная кара. Ханс получил последнюю милость из рук своей богини. Какая в том твоя вина?
– Это было убийство, а не кара. Ей это нравится, когда кто-то умирает из-за Нее, за Нее, для Нее… А еще Она просто приучает меня к убийству, чтобы я могла… – Внутри снова закипала злость, на глаза наворачивались слезы. Я быстро заморгала, чтобы хоть как-то избавиться от их заволакивающей влажной пелены.
Харакаш рядом со мной едва слышно хмыкнул:
– Не стоит говорить об этом еще с кем-то. Пусть все будет так, как видели окружающие, так будет проще.
– Проще всем, кроме меня. – Я подняла лицо вверх, смотря в серо-белесое, укрытое снежными облаками небо, через уголки глаз вытекла лишняя влага.
– Такова твоя доля. Надеюсь, что награда за служение будет соразмерна. – В голосе мастера меча звучало нескрываемое любопытство, но я молчала. Не было никакого желания рассказывать ему о том, чем меня «купила» акулозубая гадина, потому что я уже не была уверена, что не продешевила.
О чем я думала, когда соглашалась на все это? Собиралась просто просидеть в замке до прибытия Аримана, а потом незаметно ткнуть его ножом на брачном ложе? Да кому я вру? Ни о чем я не думала! Ничего не знала, ни о чем не задумывалась… Безмозглая эгоистка!
Вернувшегося Альвина, везущего ни много ни мало целый кувшин, исходящий паром, я даже не заметила, уйдя с головой в мысли. А подумать было о чем – если отправленную на казнь преступницу, тетку Деллы, я не записывала «на свой счет», то Ханса убила именно я. Кто бы что ни говорил, я знала, что именно моя рука опустила меч на его шею. Да, божество меня подстегнуло, давило на меня, но в тот момент… В тот момент я была свободна от власти Светозарной. Она не управляла мной.
Я сделала все сама.
Я вздрогнула, вспоминая ощущение от нанесенного мною удара. Как сопротивлялась упругая живая плоть, как неестественно легко вошел в нее божественный клинок. Мне самой не хватило бы сил разрубить шею и до середины, в этом я была уверена. Чувство живого, жадного до крови существа в руке крепко отпечаталось в памяти, как и блеск чистого лезвия, на котором ни на мгновение не задержалась кровь. Или же, наоборот, – задержалась, была впитана им как губкой?
Клинок не давал использовать себя в бою другим, хотя просто прикасаться к нему прочие люди могли. Он разумен? Фарраль не смог что-то разглядеть в оружии? Или ему не дали это разглядеть?
Как бы то ни было, я стала убийцей. Не защищая свою жизнь или интересы королевства и его народа, а по приказу божества, что решило воспользоваться случаем и научить меня проливать кровь, используя для этого собственного последователя.
Что бы ты сказала, мама, узнай о том, что я сделала? Смогу ли я рассказать тебе об этом когда-нибудь? А если ты узнаешь, кем я стану в твоих глазах? Отец ведь тоже убивал… Как он жил с этим? Как ты с этим жила?
– …Высочество. – Меня тронули за локоть, вырывая из тяжелых раздумий. Я вздрогнула, вскидывая взгляд на потревожившего, и увидела обеспокоенного Альвина. – Простите, госпожа, я…
Подняв ладонь, я прервала его извинения и взяла протянутый глиняный стакан. Конструкция шлема позволяла пить, не снимая его, потому оставалось лишь следить взглядом за тем, как темный отвар переливается из кувшина.
– Все в порядке, Альвин, все в порядке. – Мой голос мог убедить разве что глухого, но мой оруженосец ничего не стал спрашивать.
Весь оставшийся день мы шли по маршруту. Бернард уверял, что если будем придерживаться графика, то уже к вечеру следующего дня увидим стены Алой крепости. Хотелось верить, что так и будет: то и дело попадавшиеся на глаза бело-красные одежды храмовников изрядно нервировали, возвращая меня к мыслям об убитом, хоть мне и без этого было нелегко от них избавиться. Сами храмовники, очевидно, думали о чем-то ином, потому что стоило войску остановиться в выбранном для лагеря месте, они тут же принялись ходить за мной по пятам.
Я видела их рядом с собой, но стоило мне обернуться, как они, подобно тараканам при внезапно зажегшемся свете, начинали разбегаться в разные стороны.
К концу вечера мое нервное напряжение достигло предела, и потому я целенаправленно пошла ловить кого-нибудь из храмовой братии сама. За мной следом молчаливой тенью двинулся Альвин, но, впрочем, быстро куда-то делся, затерявшись между установленных шатров. Я уже успела разозлиться и обидеться на него и мысленно прокрутить в голове краткую, но горячую отповедь насчет исполнения должностных обязанностей, как Альвин появился сам, таща за руку одного из послушников.
Заметив меня, храмовник дернулся было в сторону, но вырваться из цепких пальцев моего оруженосца оказалось сложнее, чем тот представлял. Трепыхнувшись пару раз, облаченный в бело-красные одеяния молодой мужчина обреченно замер изваянием, когда Альвин остановился передо мной.
– Что происходит? – без предисловий начала я. – Вы то ходите за мной как привязанные, то разбегаетесь, стоит мне только глянуть в вашу сторону! Что вам нужно?
– Простите нас, защитница, мы слабы и поддались гордыне, – на одной ноте забубнил храмовник, пряча глаза.
Я, прищурившись, «потянулась» к нему мысленно, как уже делала ранее, и ощутила странный коктейль из страха, вины, горечи, надежды и гнева. Определить, что из этого предназначалось мне, было весьма проблематично, а монах тем временем продолжал бубнить о собственном моральном разложении и вине, которую испытывал.
– Хватит. – Прервав словоизлияния, я несколько мгновений молча буравила его взглядом. – А я-то тут при чем?
Храмовник наконец-то поднял на меня глаза, жалобно взглянув в лицо.
– Мы просим вас о милости, защитница.
Слова о милости больно ударили и так по напряженным нервам, и я, понимая, что надо держаться во что бы то ни стало, закусила до крови губу, сжимая кулаки. Стоящий напротив меня монах побледнел так, что это было заметно даже в неверном отблеске костров, и попытался упасть на колени, но Альвин продолжал крепко держать его за руку, да еще и слегка вздернул, пока я делала шаг в его сторону.
– Я. Не. Собираюсь. Вас. Убивать. – Медленно, четко проговорила я, схватив храмовника за подбородок и не давая ему отвернуться. – Какую еще милость вы от меня ждете?
Отпустив его, я скрестила руки на груди, отступая на полшага и отводя взгляд. Меня терзало странное ощущение, которое я не могла внятно описать. Неприятное – словно во время купания в теплом чистом море вокруг ноги вдруг обернулись скользкие водоросли. И они тебе вроде бы не мешают, но кто знает, что случится через мгновение.
