– Это я, – дверь открылась, и в нее протиснулся Герман. Протиснулся он в прямом смысле этого слова, потому как тащил за собой огромный стул из ресторана. Увидев мужчину, спящего на диване, он тоже перешел на шепот и пояснил свое поведение: – Вот здесь и вот здесь, – указал молодой человек места на спинке стула.
– А что, поменьше ничего не нашлось? – спросил его Женька.
– Я за этим Джоном уже час хожу, ничего не ест, не пьет, только плачет, как девочка, и этот стул – единственное, за что он схватился за последнее время, – обиженно засопел Герман, видимо, ожидал не такой холодный прием, а мечтал быть награжден за сообразительность.
Катя не вступала в их диалог, а молча начала делать свое дело, снимая со спинки стула отпечатки пальцев.
– Это последние, у нас теперь есть все, – сказала она Герману. – Спасибо за работу, и, как мы договаривались, молчок. Хорошо?
– А можно я вам еще чем-нибудь помогу? – предложил молодой человек воодушевленно. Было видно, что игра в шпионов ему понравилась, и он горит еще немного в нее поиграть.
– Можно, – сказал Женька, – собери всех без исключения туристов в ресторане к пяти часам.
– И все? – разочарованно выдал Герман и нехотя покинул каюту, но тут же заглянул обратно. – А можно вас на два слова? – обратился он к Женьке.
– Понимаете, – начал он маяться, когда они вышли на палубу, – это не мое дело, и, может, я не прав.
– Стоп, – перебил его Женька, – давай без реверансов и по порядку.
– Ну, в общем, ваша жена сегодня целовалась с молодым человеком, который сейчас спит на диване. Она сама мне сказала, – начал тараторить Герман, стараясь снять с себя двусмысленность ситуации, – что, когда я буду носить ей вещи с отпечатками, заходить нужно без стука. Вот я и зашел с кофейной чашкой Елены Ивановны Сиротиной, ну, той женщины, которая всегда грустная и молчит, – от волнения ушел в пояснительные дебри аниматор.
– Спасибо, – Женька пожал Герману руку, – я буду иметь в виду. Для меня это удар, но я сдержусь и придумаю, как отомстить, так что ты пока никому об этом. Месть – блюдо, которое надо подавать холодным, я его остужу и подам.
Было видно, как молодой человек выдохнул, он, видимо, долго думал, как ему поступить в этой щекотливой ситуации, и сейчас снял с себя этот груз выбора.
– Ты зачем перед нашим Германом мне изменяешь? – отругал Женька Катерину, вернувшись в каюту. – У нас и так задача провалена, хорошо хоть шеф на нее не ставил и не будет разочарованно вздыхать, когда я завтра отчитаюсь, но убийцу найти все же надо, хоть как-то закроем позор.
– Знаешь, меня смущает вот что, – произнесла задумчиво Катя, вдруг даже не сказав и слова в свое оправдание, – на кортике нет набалдашника, он не выкручен, он обломался, спираль осталась внутри, убийца, понятно, камень забрал себе.
– Ну, так что тебя смущает? – поторопил ее Женька, одновременно читая досье, что прислали ему коллеги.
– Внутри ручки что-то типа тайника, там могло что-то храниться. Я не знаю, знала ли об этом хозяйка кортика, но, судя по царапинам, такое ощущение, что что-то все же оттуда пытались вытащить. Не знаю, что именно, возможно, в лаборатории нашей посмотрят и поймут, здесь я это так, навскидку, не могу сказать. Но что-то очень плотно там все же лежало, и его механически, возможно, с помощью тонкого ножа или спицы оттуда пытались достать.
– Интересно, – сказал Женька, обдумывая сказанное Катей, – а ведь то, что было внутри ручки, могло быть хорошим поводом для убийства. Я все не мог понять, зачем кому-то убивать бедную старуху, даже кортик, которым она козыряла и очень гордилась, так скажем, использовали по назначению, а не украли. Поэтому он не мог быть поводом для убийства, а вот то, что было внутри ручки, вполне. Но за что убили девушку Анну, что она знала, но не сказала? Ты видела ее заколку? Она в виде спицы. Может, это она ею выковыривала что-то из ручки?
– Вполне возможно, – согласилась Катя. – И еще, я не судмедэксперт, но убить и Эльвиру Альбертовну, и девушку Анну, я думаю, мог любой, даже женщина. Кортик, независимо от того, что оружие старое, имел лезвие великолепного качества стали, потому и зашел, как в масло. Анну же задушили ее же шелковым шарфиком, и это тоже мог сделать любой, так как шарфик был словно создан для этого, – сказала Катерина, колдуя у себя в компьютере. – Ну что, – хмыкнула Катя, – у нас есть понимание, чьи отпечатки пальцев мы нашли на кортике, – сказала она, но как-то нерадостно.
– Это очень хорошо, – сказал Женька, подлетев к компьютеру. – А откуда в голосе растерянность, мы почти раскрыли дело.
– Не думаю, – сказала Катерина, – это отпечатки пальцев пяти разных людей. Убитой девочки Анечки, Серафимы, Ленчика, Макса и, как ни странно, тихой женщины Елены Ивановны, которую я вчера даже не запомнила, если честно.
– Да, – согласился Женька, раздумывая о полученной информации, – дочь Лизавета и муж Яков у нее очень яркие и громкие личности, а она прям тихая серая мышь.
– Если быть точным, грустная рыжая мышь, – хмыкнула Екатерина.
– Не кортик прям, а дверная ручка в общественном туалете, где ты там столько отпечатков-то нашла, – недовольно буркнул Женька, понимая, что по-быстрому разобраться не получится.
– Я не поняла, ты не доволен, как я так хорошо работаю?
– Ты знаешь, у нас в отделе все очень хорошо работают, возможно, чересчур. Вот мне прислали сегодня досье, где наши туристы могли пересекаться с Эльвирой Альбертовной Штейн, и накопали такого, что я в шоке, как они все здесь оказались. Если это случайность, то роковая. Ну да ладно, надо идти сохранять лицо, не до места начальника уже, как бы завтра вообще погоны не потерять. Начальство мне сейчас по телефону грозилось: если мы к завтрашнему обеду, когда теплоход причалит в Москве, не найдем убийцу, он откажется от нас с тобой и сдаст на растерзание коллегам из смежной структуры.
– А я пойду более тщательно поищу в комнате у Эльвиры Альбертовны. Если там было что-то мелкое, что его пришлось выковыривать ножом, то, возможно, какие-то частицы упали на платье или закатились, – сказала Катя, размышляя.
Когда Евгений покинул каюту, ставшую за последние сутки штабом, Катя в который раз вспомнила: она не сказала коллеге, что поставила Джону в телефон червяка и что его по-хорошему уже надо достать оттуда, пока он не развалился или не наследил.
Димка, во сне обнимая Нику, улыбался, как ребенок, и Катя тут же забыла о червяках, заданиях и убийствах. Она в первый раз в жизни чувствовала себя счастливой и решила срочно завести ребенка. Будучи карьеристкой, она постоянно откладывала это событие. Димка расстраивался, но понимающе кивал. Все изменилось, когда она вчера почувствовала, что потеряла его, потеряла навсегда. Вот был рядом уютный и свой Димка, и вот его нет, совсем нет, как сказал медвежонок ежику в советском мультфильме Сергея Козлова «Ежик в тумане». В голове промелькнул этот близкий ей сейчас диалог героев:
