Как и ожидалось, Сэм Шумен умер спустя несколько месяцев, в январе 1974 года. Однако вскрытие показало, что врачи ошиблись: был обнаружен лишь маленький очаг бронхопневмонии, недостаточный, чтобы вызвать смерть, а также крошечный раковый узелок в левой доле печени. Патология на снимках печени оказалась ложнопозитивным результатом, в области пищевода все было чисто. «Он умер не от рака, а от убежденности, будто умирает от рака, – писал Мидор. – Если все обращаются с вами так, словно вы умираете, вы сами верите в это. Вся ваша суть начинает сводиться лишь к одному – к умиранию»
[67].
По утверждению Мидора, ни у Ванса Вандерса, ни у Сэма Шумена не имелось достаточно серьезных и очевидных органических заболеваний, которые объяснили бы их состояние. Эти случаи дают возможность предположить, что резко негативные побочные эффекты у пациентов наблюдаются отчасти потому, что их врачи объясняют им, чего следует ожидать
[68].
* * *
В настоящее время выраженная плацебо-реакция вредит клиническим испытаниям препаратов и угрожает финансовому благополучию фармацевтических гигантов, которые в 90-е годы ХХ века были более прибыльными, нежели даже крупные нефтяные компании. История антидепрессанта под кодовым названием МК-869 наглядно иллюстрирует эту тревожную ситуацию. В 2002 году истекал срок патентов компании Merck на несколько препаратов, пользующихся большим успехом. Кроме того, стоимость акций компании быстро снижалась. Merck уже три года не выпускала новых препаратов и серьезно отставала от конкурентов по продажам.
Директор по исследованиям Merck, Эдвард Сколник, предложил способ вдохнуть в компанию новую жизнь. Центральным элементом его плана был выход на рынок антидепрессантов – в сферу, где компания серьезно отставала от таких конкурентов, как GlaxoSmithKline и Pfizer. План в немалой степени зависел от успеха препарата МК-869. Первые отчеты выглядели обнадеживающими.
В клинических испытаниях изменения химии мозга, вызванные препаратом, вроде бы способствовали улучшению самочувствия и вызывали лишь несколько побочных эффектов. Но энтузиазм быстро развеялся, как только Сколник и исследователи из Merck обнаружили, что у тех, кто в ходе испытаний принимал МК-869, чувства безысходности и тревоги усилились почти наравне с теми, кто на испытаниях принимал плацебо (таблетку из лактозы). Так провалилась попытка компании выйти на рынок антидепрессантов
[69].
За последние годы еще несколько перспективных новых препаратов так и не смогли одержать победу над пилюлями из молочного сахара. В 2001–2006 годах доля новых препаратов, разработка которых была прекращена после второй стадии клинических испытаний – когда препараты в первый раз тестируются по сравнению с плацебо, – повысилась на 20 %. Управление по санитарному надзору (FDA) в 2007 году одобрило лишь 19 новых препаратов – самый низкий показатель с 1983 года, а в 2008 году – 24 оригинальных препарата, несмотря на самый высокий уровень инвестиций в сферу исследований и разработки. В 2009 году ведущая компания в области стволовых клеток Osiris Therapeutics столкнулась с ситуацией, когда была вынуждена приостановить запись желающих участвовать в последней стадии испытаний лечения болезни Крона ввиду необычно высокого показателя эффективности плацебо в этом испытании. Геннотерапевтический препарат нового типа для лечения болезни Паркинсона, предложенный Фондом Майкла Дж. Фокса, внезапно был отозван со второй стадии испытаний после неожиданно высокого уровня неудач по сравнению с плацебо
[70].
Так почему же кажется, что эффект плацебо усиливается? Кое-кто полагает, что часть ответа на этот вопрос – успехи фармацевтической индустрии в маркетинге своей продукции. В 1997 году FDA дало крупным фармацевтическим компаниям разрешение на проведение рекламных кампаний медикаментов. С тех пор потенциальных участников испытаний в США заваливали рекламой рецептурных препаратов. В этой рекламе медикаменты конкретного бренда ассоциировались с позитивными, оптимистическими аспектами жизни. Подобные ассоциации могли вызвать грандиозную плацебо-реакцию
[71].
Для того чтобы обуздать кризис, Фонд национальных институтов здравоохранения (FNIH) организовал исследование реакции плацебо в испытаниях медикаментов. Основная цель этого колоссального труда, охватывающего несколько десятилетий данных по испытаниям, – выявить факторы, чаще всего обуславливающие эффект плацебо. Исследование помогают финансировать такие крупные фармацевтические компании, как Lilly, GlaxoSmithKline, Pfizer, AstraZeneca и Merck
[72].
* * *
Посредством наших убеждений мы держим в своих руках власть над жизнью и смертью. Наука уже не раз доказывала: то, во что мы верим, может существенно повлиять на наше восприятие боли, на успех операции, даже на исход болезни. Наши ожидания способны побудить наш организм заняться регулированием нашего физического и эмоционального опыта – работой, которую на Западе обычно поручают медикаментам. И как мы уже видели, наши ожидания и убеждения могут даже воздействовать на эффективность этих медикаментов или на способность ученых ее оценивать.
Некоторые исследователи в настоящее время воспринимают вмешательство плацебо как набор сигналов, передающих информацию. К примерам таких сигналов относится сам ритуал лечения, белый халат врача, интерьер врачебного кабинета, слова, которые традиционно произносит врач
[73]. И кроме того, отношение пациентов к этим сигналам может складываться под влиянием их предыстории, связанной с лечебной обстановкой. Точные механизмы, преобразующие распознавание сигналов в реакцию плацебо, остаются неизвестными. Есть вероятность, что сигналы, ассоциирующиеся с вмешательством плацебо, распознаются и переводятся в конкретные мозговые явления. К примеру, ожидание позитивного исхода может мобилизовать задействованные нейронные сети и привести к выработке дофамина.
* * *
Участники исследований, представленных в этой главе, не вызывали намеренно реакцию плацебо и ноцебо. Однако есть соблазн поверить, что мы способны по своему желанию менять деятельность нашего мозга и тем улучшить наши когнитивные функции и эмоциональное самочувствие. В следующей главе мы исследуем эту заманчивую возможность.
