Мы с Марой едим из одной тарелки. Как в детстве воруем друг у друга самые вкусные кусочки и это всё ещё дико весело.
Я рада, что поделилась с сестрой, иначе бы на части разорвало. Домой возвращаемся на такси, но Мара всё время оглядывается за спину.
Что её так встревожило?
– Мне кажется, или вот тот чёрный автомобиль едет за нами? От кафе едет, никак не отцепится.
Я следую её примеру: оборачиваюсь и тоже замечаю машину с наглухо тонированными стёклами. Она держится поодаль, но неизменно рядышком. Хм…
– Мне кажется, у тебя профдеформация, – говорю, но колючие мурашки текут ручейком по позвоночнику.
Что-то странное творится, только пока не понимаю, что именно.
– Может быть, – медленно кивает Мара, но хмурая складка между бровей не разглаживается.
Таксист нервно заглядывает в зеркало, настраивает его, ловя в фокус машину. На нас косится, но всё, что я могу – ответить ему удивлённым взглядом.
– Не нравится мне это, – бухтит Мара, но когда таксист уже готов скинуть заказ и высадить нас на обочине, черная машина сворачивает в переулок, мигнув фарами напоследок.
Даже в этом невинном действии незнакомого человека мне чудятся зловещие нотки. К губам прилипает нервная улыбка, от которой сводит скулы.
– Вот видишь, Мара. Это совпадение… просто человеку было по пути.
Но кого я убеждаю больше: себя или Марьяну?
В конце концов, эпизод вылетает из головы. Остаток пути проходит легко и спокойно, и даже таксист перестаёт коситься на нас как на придурочных.
Во дворе тихо, если не считать свиста ветра, запутавшегося в кронах деревьев. В жёлтом свете фонарей кружат ночные мотыльки, в кусты мелькает кошка, взмахивает на прощание чёрно-белым хвостом.
– Хорошо так, тихо…
Мара рассеянно кивает, молчит, глядя мне за спину. Щурится, мрачнея, и вдруг прикрывает рот ладонью.
– Что с тобой, Мар?
– Варя, не оборачивайся, и давай быстрее нырнем в подъезд. Хватит, надышались воздухом.
Сестра крепко хватает меня за руку и волочет в сторону дома. Но как послушаться и самой не разобраться в причине такого поведения? Что-то её испугало – я слишком хорошо знаю Мару, – потому не могу не обернуться. Как устоять? Вот вы бы смогли?
Глазам своим не верю! Чуть вдалеке стоит та же самая машина. Она так долго ехала за нами, что я, кажется, запомнила её в мельчайших деталях. Ну и номера, да, их я тоже успела запомнить. Это она! Сомнений быть не может. Да что происходит? Тело каменеет. От чудовищного нервного напряжения кажется, что лёгкие вот-вот откажут. Какого чёрта?! Это всего лишь автомобиль, повторяю про себя, он всего лишь стоит в моем дворе, до этого проехав за нами не один километр. Всего-навсего машина с дочерна тонированными стеклами. Ничего подозрительного, думаю, а внутренний голос хохочет надо мной.
– Так, сестра, думай, кто это может быть, – шипит Марьяна, не снижая скорости. Её ледяные пальцы на моем предплечье запускают рой тревожных мурашек.
– Да почему ты решила, что это как-то со мной связано? – фыркаю, зябко плечами повожу.
Кто бы это ни был, во дворе я не останусь. Скорее в безопасное тепло пахнущего свежей краской подъезда!
– В квартиру! – командует Мара, но я без приказов первой влетаю на лестничную площадку. Только чудом не разбиваю лицо, носками цепляясь за верхнюю ступеньку.
Руки дрожат, ключи с громким звоном падают на пол, и одно бесконечное мгновение оторопело смотрю на связку в миллиметрах от туфель. Да что происходит? От кого я убегаю, словно совершила что-то ужасное? Будто преступница.
– Быстро, Варя. В квартире будем зависать в воздухе.
Стальные нотки в голосе приводят в чувство, и уже через минуту я приваливаюсь спиной к запертой изнутри двери.
– И от чего мы убегали? – морщусь как от зубной боли. Оттолкнувшись от двери, иду в кухню и включаю свет.
Какого черта я чувствую себя так паршиво?
Машинально завариваю чай. Взгляд все время цепляется за рулонную штору, закрывающую окно. Если бы я умела видеть сквозь плотную ткань, наверняка увидела припаркованную во дворе машину. До мелочей запомнила её местонахождение.
– Чай будет кстати, – одобрительно кивает сестра. – Надо остатки хмеля выгнать, мозги прочистить.
Чай с лимоном, как верное средство от опьянения, – лучший рецепт нашей бабушки. У нее четверо сыновей, и уж приводить в себя захмелевших людей она умеет профессионально.
Кипяток льется в чашки, терпкий аромат чая с лимонной наполняет воздух. Мара возвращается из ванной, плюхается на стул, глаз с меня не сводит.
В ее взгляде тысяча вопросов, а в моей голове их ещё больше. И ни одного ответа.
– Варя, думай, что это за машина, – настаивает Мара, а я тяжело вздыхаю и оседаю на стул. – Это может быть как-то связано с тем самым женатым? Его жена, конкуренты? Тебе хоть кто-то угрожал?
– Нет.
– Может, Ленькина баба взбесилась и хвост за тобой приставила?
– Ей бы зачем? Она и так все, что могла, разрушила. Нет-нет, это что-то другое.
Я перебираю в голове все варианты. Складываю пазл, пристраивая к общей картине кусочек за кусочком, но не выходит увидеть цельное полотно.
Марьяна встаёт из-за стола, едва рукой не сбросив чашку с остывшим чаем. Подняв штору, она осматривает двор, и крылья носа хищно трепещут.
– Все ещё торчит во дворе… – стучит пальцами по подбородку, размышляет. – Варя, где твой телефон?
– В сумке. А что?
Я немного сбита с толку, но адекватно реагировать ещё способна.
– Но зачем тебе мой телефон?
– Звони этому…
– Какому?
– Женатому. – Снова опускает штору и отходит от окна. – Если мы хотим понять, что творится, предлагаю начать с него. Если он не виноват, будем звонить Лёньке. В общем, раскрутим этот клубок, не волнуйся. Но сначала женатый.
От мысли звонить Диме немеет кожа, но Мара права, спорить бессмысленно.
– Я сейчас, – говорю внезапно осипшим голосом и, вопреки ожиданиям сестры, иду не за телефоном, а в ванную.
Мне нужно всего лишь несколько минут.
Запираюсь на два оборота. В зеркале отражается раскрасневшаяся встревоженная девица. Что я скажу Диме? Как начну этот разговор? "Эй, Поклонский, а это случайно не твоя жена киллера наняла? Или кто-то решил меня грохнуть, чтобы тебе насолить? А нет, не знаешь? Тогда пока, будь здоров и высыпайся". Бред какой-то.
Открываю холодную воду, спускаю пару минут, пока в ледяную не превращается. Остужаю щёки, щедро брызгая на них, фырчу и отплёвываюсь. В итоге легчает и уже не так волнуют слова, которые скажу Диме. И совсем не тревожат те, что могу услышать.
