Не сразу понимаю, что мы уже не в прихожей — на диване в моей спальне, жмурюсь от еще более яркого света, но тут же распахиваю глаза, потому что Лев избавляется от рубашки, и теперь уже я начинаю рассматривать и любоваться совершенным мужским телом.
Он потрясающий. Преступно великолепен. У меня пересыхают губы и снова начинает неистово колотиться сердце, видимо, не справляясь с переполняющими эмоциями. И взгляд тоже не слушается, жадно втягивая все, что я вижу: гладкую бронзовую кожу, будто литые, мощные мышцы на груди и плечах, стрелки вен, протянувшиеся по рукам, что лишь добавляют ему мужественности. Рельефный живот, ни грамма лишнего, и так и хочется дотянуться и обвести пальцами, губами каждый изгиб. Прижаться к темной тонкой дорожке волос, спускающейся к низу живота.
Лев видит мою реакцию. Не может не видеть, потому что я вся раскрыта перед ним. Обнажена, физически, эмоционально, и нет ни сил, ни желания что-то изменить. Тем более что ему явно нравится и то, как пожираю его глазами и то, как призывно выгибаюсь на постели. Звякает пряжка ремня — и я задерживаю дыхание, а взгляд стекает ниже, по бедрам, длинным, стройным ногам мужчины, оставшимся без преград из одежды.
— Что ты со мной делаешь… — срывается с губ Невельского хриплый шепот. — Я не одну женщину не хотел так сильно… — он делает шаг к кровати, другой, склоняется к моим коленям, раздвигая их резким движением. — Моя… единственная…
Накрывает, заполняет собой. Целует резко, так, словно голоден, словно от этого поцелуя жизнь зависит сейчас, и моя, и его. И не остается места для осторожности и нежности, но сейчас это и не нужно. Он везде: его губы, руки, горячее, хищное дыхание, сумасшедшие, какие-то запредельные ласки. Я не знала таких прежде. Но больше не стесняюсь. И даже когда он прочерчивает языком дорожку по оставшимся на коже некрасивым следам, уже не пытаюсь спрятаться. Слишком близко подпустила его, не к телу только — в самое сердце, так глубоко, как не было никого. И не будет, потому что ближе оказаться просто невозможно. Я всегда стыдилась этих шрамов, даже перед подругами, но сейчас не хочу, чтобы между нами оставались хоть какие-то тайны. И позволяю ему рассмотреть, потрогать, попробовать на вкус… От волнения больно в груди, но одновременно легче и теплее. Словно та стена, что все еще стояла между нами, рушится, и двоих уже не остается, мы сливаемся, сплетаемся, смешиваемся даже дыханием.
— Девочка моя драгоценная… — произносит Лев позже, когда страсть, наконец, затихает, дыхание немного выравнивается, и мы лежим, тесно прижавшись друг ко другу. Перебирает мои перепутанные волосы, накручивая на пальцы. Его руки спускаются по телу вниз, на ощупь безошибочно находя те самые неприглядные узоры, оставленные бывшим мужем на спине и бедрах. — Впервые в жизни мне хочется свернуть кому-то шею. В буквальном смысле.
— Не надо… — это сейчас кажется таким неважным. Как бы больно и плохо ни было тогда, все в прошлом. А теперь рядом со мной самый лучший, самый невероятный мужчина. Любимый. Единственный. И мы с Соней больше не одни. И никогда не будем одни. Поэтому какая разница, что где-то на теле остались шрамы? У Льва они ничуть не меньше, только на душе, и кто знает, сколько пройдет времени, прежде чем смогут зарубцеваться. И произойдет ли это когда-нибудь вообще… Просто хочу верить, что это возможно. И хочу сделать для этого все, что в моих силах.
Он вздыхает, зарываясь лицом в мои волосы, и еще крепче прижимает к себе. В теле затихают волны наслаждения. Мне спокойно и хорошо, впервые за долгое время. И сон приходит как-то незаметно, подступает, затягивая в свой сладкий плен. Я просто закрываю глаза и уплываю в блаженное неведение, продолжая ощущать рядом с собой так быстро ставшего родным мужчину.
Но совсем скоро меня будит телефонный звонок. Разрывает наш крошечный уютным спокойный мирок, заставляя разве что не подпрыгнуть на постели от неожиданности. И пока я спросонья пытаюсь понять, что случилось, Лев поднимается, отходя к окну, и отвечает. Смотрю на его точеную мощную фигуру, вслушиваюсь в резкие, отрывистые слова, и кажется, что передо мной другой человек. Больше нет нежности, его голос звучит откровенно жестко. Я бы даже сказала: жестоко, так что становится немного жаль того, с кем он говорит. Не сразу понимаю, что это Ольга: привыкла за долгое время, что при общении с женой он ведет себя бережно и осторожно. Сейчас ничего этого не ощущается, и страх, вроде бы растаявший, снова оживает в груди. Сажусь на кровати, продолжая смотреть в спину мужчине, и пытаюсь справиться с роем совсем не радужных мыслей.
А что, если мы все-таки поторопились? И не надо было провоцировать Невельскую. Что она станет делать сейчас, как себя поведет, если прямо дала мне понять, что не отступится так просто?
Глава 22
Я подхожу ко Льву сзади, прижимаясь щекой к обнаженной спине. Обвиваю руками талию, стараясь оказаться как можно ближе. Впитываю его тепло и одновременно не могу не ощущать сковавшее мужчину напряжение.
— Что случилось?
Ответ и так очевиден, ведь я знаю, что он говорил с женой, но хочу услышать это от него. Хочу понять, что он чувствует.
Лев разворачивается, заключая меня в объятья. Касается губами лба, целует веки, виски, щеки. Снова ласкает и утешает одновременно.
— Не волнуйся, милая. Я все решу.
— Это Ольга, да? — озвучиваю то, что и так понятно. Ничуть не сомневаюсь во Льве и его желании все решить, но совершенно не доверяю этой женщине. Особенно после нашего с ней разговора.
— Ей сейчас очень непросто, — задумчиво проговаривает Невельский. — Нужно признать, что я могу быть счастлив с другой.
Я в изумлении поднимаю на него глаза. Он наверняка знает обо всех ее изменах. Но продолжает сочувствовать.
Лев накручивает на палец прядь моих волос, тянет к себе, прижимая к губам.
— Варь, я хочу, чтобы ты поняла. Мне до конца дней не исправить того, что случилось. Я в вечном долгу перед ней… потому что лишил самого дорогого. Поэтому не могу просто уйти.
Я резко выдыхаю, пытаясь справиться с подступившей паникой, но Лев продолжает быстрее, чем у меня получается воплотить переживания в слова:
— Нашим разводом уже занимается адвокат. Технически все решить намного проще. Но, Варя, я должен быть уверен, что с Ольгой все в порядке. Что если она не счастлива, то хотя бы спокойна.
Губы саднит от желания задать сразу множество вопросов. Как он собирается добиваться ее счастья? Чем готов пожертвовать ради этого? А если не получится? Судя по нашему разговору с Невельской, она далеко не спокойна. Что будет тогда? Я ведь совсем не уверена, что готова и дальше терпеть подобные вещи. Эгоистически хочу, чтобы Лев был только моим.
Но вслух говорю совсем другое. Киваю, силясь улыбнуться.
— Я понимаю.
— Правда? — Лев заглядывает мне в глаза. — Варенька, родная, я знаю, что тебе это неприятно. Но не могу иначе.
Он прав. Как бы ни было больно, но это нужно признать. Нельзя игнорировать такое его решение. Мы вряд ли сможем быть счастливы, если сейчас просто перестанем учитывать, что в нашей истории есть еще один человек. И какой бы стервой не являлась Ольга, это не отменяет того факта, что ничто на свете не сравнится с ее потерей. Такую боль не пожелаешь даже врагу, а она все же мне не враг. Просто несчастная женщина, которой удалось встретить шикарного мужчину, но не удалось его удержать.
