Это самое дикое объяснение, которое только могло бы быть. Но я не собираюсь уточнять, верит ли он мне. Если даже нет, придется поверить. Потому что больше мы не будем разговаривать. Я найду способ уволиться и совсем уйти из его жизни. Заставить меня забыть. Как можно скорее.
— Варя, доверься мне, милая. Я обещаю, все будет хорошо, — его и без того бледное лицо совершенно лишается красок. Делается таким же белым, как бинты или голые больничные стены.
— Все и так будет хорошо, — торопливо отвожу взгляд, приказывая себе не смотреть. Делаю шаг к двери. Один, другой, третий. Касаюсь холодного металла, опуская ручку вниз. — Я должна была сделать выбор, и я его сделала. Тебе просто нужно это принять.
— Какой выбор, Варя? — голос мужчины становится тише и глуше.
— Единственно возможный, — бросаю на него последний взгляд и, уже открыв дверь, добавляю: — Я выбрала дочь. То, что будет лучше для нее. Не тебя.
Глава 27
— Точно решила уволиться? — Яна в очередной раз вздыхает, поглаживая мое плечо. Хочет обнять, но я не позволяю. Знаю, что этот жест станет чем-то вроде спускового крючка. Я просто не выдержу. Сорвусь и впаду в истерику. И так не понимаю, как удавалось сдерживаться все эти дни.
— Предлагаешь остаться? — кривлю губы в жалком подобии улыбки. — У меня и так перед глазами каждую секунду… Соня, он. А еще и в живую видеть… Я не смогу. Да и опасно это, вдруг Ольге придет в голову привести ее в ресторан. Не хочу, чтобы Сонечка меня видела.
— А рассказать ему? — тихо уточняет подруга. — Варь, я знаю, что она тебе наговорила, знаю про все эти угрозы. Но Лев сильный и мудрый мужчина. Не даст вас в обиду. Неужели ты думаешь, что он позволит причинить вред родной дочери? Да он землю грызть станет, лишь бы вас защитить!
— Вот и пусть защищает… Соню, — выдыхаю я в ответ. Больно. Теперь все время больно, уже и забыла, каково это: не испытывать слепой, удушающей боли, раскинувшей щупальца по всему телу. — Пусть заботится о ней и бережет. Обо мне не надо. Я справлюсь. Только бы у дочки все было хорошо.
— Варь, я тебя не понимаю, — качает головой Яна. — Поверить не могу, что ты так легко сдалась.
Легко? Я прикрываю глаза. Какой смысл спорить или что-то доказывать? Яна — хорошая подруга, но даже ей не смогу передать то, что чувствую. Об этом вообще невозможно никому рассказать. Да и о чем рассказывать? Кажется, меня больше нет. Вообще нет. Я хожу, дышу, делаю какие-то дела. Вон, даже на работу смогла добраться и кое-как обслужить клиентов. Но это только оболочка. Ни чувств, ни желаний, ни эмоций не осталось. Ничего, кроме боли.
И я не могу, не имею права рисковать благополучием Сони. От Невельской можно ждать чего угодно. Поэтому… пусть все остается, как есть.
— Давай работать, — поднимаюсь на ноги и направляюсь к выходу из веранды. Уже вечер и скоро в ресторане будет полно народа. А я не хочу вызывать недовольство со стороны начальства. Девочки говорили, что Льва должны выписать вот-вот, а это значит, что скоро он может появиться здесь. Нам нельзя встречаться. Поэтому я доработаю смену, а потом напишу заявление об уходе. Продам квартиру и переберусь в другой район города. Это не поможет забыть, но хотя бы сама перестану быть напоминанием.
В зале уже довольно многолюдно и посетители все пребывают. Что же, отлично, сейчас только и можно мечтать о том, чтобы не осталось ни одной свободной минуты. Ни присесть, ни подумать. Устать бы до смерти, чтобы вообще отключился разум…
— Погодина, тебя ждут за пятым столиком. Живее! — ехидный голос администратора врезается в сознание. Мне кажется, или Виктория действительно обо всем знает? И глумится надо мной? Прежде обязательно задалась бы вопросом, почему она так меня ненавидит, но сейчас даже это неважно. Пятый столик, седьмой, девятый… Чем больше, тем лучше.
Киваю и направляюсь в указанную часть зала. Но не могу не изумиться, узнавая пришедшего.
— Ну, что ты встала, как вкопанная? А где улыбка, где искренняя радость при виде постоянного клиента? Где «добро пожаловать»? Где меню, в конце концов?!
На последних словах Акмеев повышает голос и, хотя продолжает улыбаться, его взгляд — жесткий и холодный. Мы не виделись с того самого вечера у моего подъезда, когда Лев запретил ему появляться в ресторане. Я думала, он не придет. Никогда больше не придет. Но мужчина ведет себя, как ни в чем не бывало. Привычные надменность и самоуверенность. Хозяин жизни — не иначе, которому все подвластно.
— Добрый вечер, Александр Семенович, мы рады снова видеть вас в нашем ресторане. Вот меню, пожалуйста, — механически выдаю заученную фразу, растягивая губы в улыбке.
— Забери, — он отталкивает пальцами папку с меню, даже не открывая. — Мне как обычно. Ты не забыла, надеюсь?
— Конечно, как скажете, Александр Семенович. Скоро все будет.
От натянутой на лицо гримасы сводит скулы. Зачем он пришел? Как осмелился? Хотя, с другой стороны, какая разница? Мне уже все равно.
— Не хочешь спросить, как мои дела? Мы так давно не виделись.
Я растерянно смотрю на его самодовольное лицо. Чего он добивается? Особенно теперь, после той стычки с Невельским и после того, как я в очередной раз ясно дала понять свое отношение к нему?
— Нет, не хочу. Ваши дела меня не касаются.
— Как грубо! — цокает он губами. — Не знал, что здесь позволяют официантам так разговаривать с клиентами.
— Вы сейчас обращаетесь ко мне не как клиент, — не знаю, откуда у меня хватает сил и дерзости возражать ему. Раньше бы и рта не осмелилась открыть. Или теперь просто терять нечего. Разве может случиться что-то худшее, чем то, что уже произошло?
Он ухмыляется, шаря по мне жадным взглядом. И я снова поражаюсь тому, что ничего при этом не чувствую. Прежде было противно, страшно. Хотелось сбежать как можно скорее. Теперь мне все равно. Стою, сжимая в руках меню и просто жду, сама не понимая чего.
А в другом конце зала внезапно начинается волнение. Доносится гул, я слышу оживленные голоса коллег. И еще ничего не видя, внезапно понимаю, чем это вызвано.
— Как я вовремя приехал, — лыбится Акмеев. — Что же, самое время поприветствовать старого друга. Нам ведь с ним больше нечего делить, не так ли? Слухи верны?
— Не понимаю, о чем вы, — дергаю плечом, стараясь не смотреть туда, откуда доносятся голоса. Зачем он приехал на работу так рано? Врачи говорили, что ему нужно лежать не меньше двух недель после такой травмы. А сейчас и одной не прошло.
— Все ты понимаешь, — Акмеем неожиданно пересаживается на соседний стул, ближе к проходу, и оказывается совсем рядом со мной. Сплетает пальцы на моем запястье. Так крепко, что рука тут же немеет. — Присядь, — он кивает на место напротив. — И будь умницей, если не хочешь скандала. Твой рыцарь сейчас не в той форме, чтобы тебя защищать.
Я дергаю руку, пытаясь освободиться. Приоткрываю рот, чтобы возмутиться, и в этот момент вижу высокую фигуру появившегося в зале мужчины. Понимаю, что он тоже видит меня. И идет ко мне.
