Вильда всхлипывала, понимая, что все бесполезно.
— А гоблины?
— Хм… Дело в том, и ты об этом знаешь, что девушка должна быть невинна. У гоблинов же не приветствуется хранение чести, это для них что-то вроде брака.
Вильда всхлипнула, подняв на крестную взгляд.
— Значит принц Рессар из-за этого такой бабник?
Фея покраснела, что-то пробормотав нелестное в адрес всех мужчин, независимо от расы.
— А я? Я могу снять с него проклятие? — наконец-то спросила Вильда самый тревожащий ее вопрос. — Я полуфея, но сил во мне хватит для танца. Я девственна. И я колдунья, значит, ноги будут в крови. Я вижу сквозь иллюзии и смогу найти его… И я его люблю. Этого хватит, чтобы спасти принца?
— А он? Он любит тебя?
На глаза снова стали набегать слезы. Этого ответа на вопрос Вильда не знала. Он желал ее, но любил ли?
— Зачем ему меня любить? Ведь для снятия проклятия этого не нужно…
— О, нет, девочка. Это главное условие, которое злая колдунья никогда не выдаст. Но все сильные проклятия разрушаются только истинной любовью. Когда не только твое сердце горит от любви, но и его пылает. Подумай, что будет, если он дотронется до твоих ног после танца?
Вильда сразу вспомнила розу, которая превратилась в пепел в его руке.
— Я умру?
— Да. В том цель проклятья.
— Но, крестная, его мать любила его! И он любил ее! Тогда почему он превратил ее в пепел?
— Он был маленьким ребенком, который искал защиту, тепло и молоко. Он еще не любил ее. Их связь еще не окрепла. Это как сравнить влюбленность и любовь. Первая скоротечна. Яркая и короткая. А любовь это вечное и тлеющее. Нужно время, чтобы понять, что ты любишь и жить без нее не можешь.
— А если… Если он меня он меня испепелит, — слова давались с трудом, но она должна была спросить, — проклятье с него спадет?
Фея подумала и кивнула.
— Спадет. Ты снимешь проклятье ценой своей жизни.
— Жизнь за жизнь, — прошептала Вильда, вспоминая слова Рессара о своем проклятье.
— Неужели ты так сильно любишь его, что готова пожертвовать жизнью?
Вильда встала, вытерла слезы, обняла свою крестную, зная, что видит ее в последний раз, и ответила предельно честно:
— Да.
Глава 13. Последний танец 24/06
Возвращение домой окутывало слишком сильно противоречивыми чувствами. Щемящая тоска, грусть, горькие и одновременно сладкие воспоминания о детстве… Когда отец отправил его вон из дома?
Кажется Рессару было пять лет и он стал из-за злости на отца дотрагиваться до всего, к чему дотянется. После гибели второй нянечки Рессара приковали к стене, широко разведя его опасные руки, и продержали так неделю.
А потом приехал дядя Лукас и спас его, забрал с собой под клятвой, что Рессар никогда не снимет с рук перчатки и никого не будет убивать.
Тогда, будучи мальчиком, Рессар жестоко обиделся на отца, а дядя Лукас казался героем, вызволившим его из плена. Он пообещал, что теперь даже спать будет в перчатках. С того времени он держал свое слово.
Это в своем королевстве его помнили как проклятого принца, а в Королевстве Чародеев он был просто крестником дяди Лукаса.
А теперь, после стольких лет, проведенных на чужой земле, он возвращался домой. И это слово имело странный привкус, ни на что не похожий. Сладкий и горький. Чужой и родной.
Как его встретят? Что ему скажут? Что он сам найдет в стенах своего дома — спасение или смерть?
Всю дорогу его спутница молчала, погруженная в свои мысли. Она не рассказала, нашла ли способ спасти Рессара, но удивительно точно почувствовала его настроение и не отвлекала болтовней.
По прибытии Вильда сразу ушла в свои покои. Вовремя явилась в его, чтобы приготовить ванну с отваром для рук. И снова все безмолвно.
Утром Рессар готовился к аудиенции с Королем. С отцом.
Пора было провести черту и поставить точку в их противостоянии.
Теперь Рессар не винил отца в своем проклятии. Он выбрал их мать вместо злой и коварной колдуньи, за это Рессар был готов простить отцу что угодно.
Но не знал, продолжает ли отец винить его за смерть любимой женщины?
Вот об этом нужно было поговорить, прежде чем Рессар сгорит от проклятья сам.
Первым делом постаревший Король бросил взгляд на руки сына, чтобы убедиться, что тот в перчатках. Только потом поднял глаза на Рессара и настороженно улыбнулся.
— Очень рад видеть тебя, сынок.
Рессар остановился на безопасном расстоянии. Не потому что, не хотел обнять отца, а потому что видел, как тому напряженно встречаться с сыном.
— Я тоже рад, что нам представилась наконец-то такая возможность.
Отец сам сделал пару шагов к Рессару и остановился.
— Пришло время поговорить нам, как мужчина с мужчиной, — проговорил он. — Я хотел попросить прощения у тебя за все ошибки, что совершил…
— Не надо, отец. Я виделся с Матильдой и узнал от нее правду. Я не виню тебя за выбор матери и полученное за это проклятие. На твоем месте я поступил бы также.
На глаза отца навернулись слезы. Он отвел взгляд, пытаясь смахнуть их, но ничего не выходило. Королю тут же подали платок и снова отошли на дальнее расстояние, чтобы не слышать разговор.
— Это я виноват. Один я! Она должна была проклясть меня, а моего ребенка! Но ее проклятие перешло на тебя. Мы с твоей мамой не знали, что твоя жизнь уже зародилась в ней.
Рессар отвернулся к окну, чтобы списать повлажневшие глаза на яркое солнце.
— Как я смеялся Матильде в лицо, думая, что она даже проклятие наложить не может. И как я рыдал, когда понял, что эта горькая судьба досталась тебе, моему маленькому сыну…
— И матери. Она пала первой жертвой моего проклятия.
— Она… Да. Это я виноват, прости меня, сын!
— В ее смерти виноват я. И если ты до сих пор винишь меня в этом, я понимаю.
— Нет, Рессар! Я никогда не винил тебя! Я просто не знал, как подойти к тебе и объяснить свою вину… У Лукаса ты хотя бы был обычным ребенком, а не проклятым принцем. Ты был счастлив, и я не стал тебя забирать обратно. Я приезжал и наблюдал за твоими играми с маленьким Миркотом. Это большее, чем мог тебе дать я…
— Ты приезжал?
— Конечно, мой сынок. Ведь на всем белом свете ты остался моим единственным сыном, моей семьей, моей последней связующей нитью с твоей матерью…
Рессар снова отвернулся к окнам, но в этот раз не смог сдержать слез. Ведь он все это время думал, что отец выбросил его и забыл о нем. Вычеркнул из жизни.