– А?
– Добавь к заказу нижнее белье. Я попытался разобраться сам, но… Не смог.
– Макару все равно, какое на мне нижнее белье, – отвечаю хрипло, утопая в его совсем другом – незнакомом мне взгляде. – Он тогда… Он и не взглянул на него тогда. Мы с ним… Он…
– Я понял, Вер. Все равно выбери.
Втягиваю голову в плечи, следуя за мажором. Я глупая врушка, вот кто я! И почему мне так больно? И так горько…
Глава 14.
Вера.
Мне муторно, холодно, противно и плохо! От собственной лжи и охвативших сердце чувств, от неопределённости, неизвестности… Я нелегко принимаю изменения. Вот такой я человек – прикипаю к вещам и… людям, с трудом расстаюсь со старой парой ботинок или растянутой, но любимой майкой. Для меня все стресс – покупка новой вещи или техники, переезд, знакомство с новыми людьми… Хотя нелюдимой меня не назовешь – я всегда считала себя вежливой и общительной, доброй и чуткой.
– Вера, включить печку посильнее? – голос мажора вырывает меня из задумчивости.
Да, я чертовски замерзла сидеть в мокром купальнике. Но вопрос мажора это… Пожалуй, сегодня я с уверенностью могу сказать, что выводит меня из равновесия похлеще покупки новой вещи – необычное, непривычное поведение другого человека… Наглого, самоуверенного эгоиста, на которого я давно повесила ярлык!
– А здесь есть подогрев сидений?
– Конечно, кнопка возле ручки. Настрой себе. Вера? – мажор ищет моего взгляда в зеркале заднего вида.
– Да?
– У меня есть сухая футболка в багажнике. Хочешь, я остановлюсь, а ты переоденешься?
Это уже ни в какие рамки не лезет!
– Мажор, тебе от меня что-то надо? – фыркаю, с трудом сдерживая дрожь – зубы стучат друг об дружку от холода.
– Каланча, я почти уверен, что тебя много обижали в жизни, – отрезает Артем, крепче сжимая руль и съезжая на обочину. – Ты никому не доверяешь и все воспринимаешь в штыки. Даже простые вещи… Обычную любезность.
– Любезность от тебя? Уволь меня от этого, мажор. Ты неспособен испытывать к людям сочувствие. Ты вообще неспособен чувствовать, ты…
– Хватит, Вер. Ты меня не знаешь, чтобы судить. Просто… переоденься и все.
Он выходит из машины, вынимает из багажника чистую футболку, рывком распахивает дверь и, не глядя на меня, сует вещь в мои руки. Отходит в сторону, скрываясь среди зеленых деревьев. Господи, как же мне поверить? И принять его… заботу. Майка мажора вполне сойдет мне за короткое платье. Переодеваюсь, пряча мокрые вещи в сумку и вставляю в уши наушники, демонстрируя нежелание общаться… Так мы и доезжаем домой – погруженные каждый в свои мысли, странные и недовольные.
– Приехали, молодежь? Давайте-ка к столу. Оля торт из холодильника достала, как раз пропитался, – бабуля окидывает нас оценивающим взглядом. – Миленькое платьице, Веруся, – добавляет, цокнув языком.
– Настенька проснулась? – спрашиваю я, оставляя замечание про «платьице» без ответа.
– Да, в беседке рисует. Артем, вы мне не поможете? Пока Вера будет переодеваться и сушить волосы?
– Д-да, вы придумали мне работу? – потирает руки мажор. Надо же, он тоже купался в море, но совсем не выглядит замерзшим.
– Да, Настя поломала домик, надо починить. Сможете? Там подкрутить надо, кое-где гвоздики забить и…
– Кхе-кхе! – закашливаюсь от недоумения. Что это бабуся задумала – сблизить мажора и Настю? По-моему, это жестоко. Незачем им дружить – брак скоро кончится, оставив в детском сердечке дочери огромную зияющую рану. Пустоту, втягивающую в себя все светлые чувства. Черную незаживающую дыру… Такая, наверное, есть и в моем сердце. «Вера, наверное, тебе многие делали больно… Ты не веришь никому и все воспринимаешь в штыки…». Да, все так, мажор… Мне сделал больно тот, кто стал моим первым мужчиной… Мы провели выпускной вечер вместе, проснувшись в одной постели, а потом он уехал в Питер с моей подругой. Развлекся, посмеялся и бросил меня…
Принимаю душ, слегка сушу волосы и, пользуясь кратковременной тишиной в доме, включаю музыку. Пусть они там сами… чинят домик и пьют чай. Мне надо собрать себя по кусочкам в подобие целого самодостаточного существа…
Говори не о любви, а о чём угодно.
Говори о том, что пробки и за окном вода.
Говори, что подпускать к себе близко уже не модно.
Да и нам слишком сложно.
Раз и навсегда.
Говори не о любви, а о том, что жарко.
Между этими столами где ходят люди.
А мы сидим.
Говори о том, что мы так светили ярко
А теперь молчим.
А именно что привело нас в это мгновение?
В котором мы догораем с тобою в свободном падении.
Мы не ждём извинений, слёз и прочей такой ерунды.
Прошу, говори, о чём тебе будет угодно, но не говори о любви. (TERNOVOY, «Не о любви»).
Не знаю, зачем я выбрала этот трек? Слезы катятся сами собой, так что экран смартфона расплывается. Открываю сообщение Макара в надежде улучшить настроение, но этого не происходит:
«– Как поживает моя звезда? Скоро приедешь? Хочу тебя увидеть».
«– Я у мамы. Привезу завтра Настеньку в город».
«– Хм… А как мы будем встречаться? Тебе есть с кем оставлять девочку?»
«– А зачем ее с кем-то оставлять? Я буду приходить на свидания с ней».
А что? Пусть привыкает. Он же хочет серьезных отношений, а не легкой интрижки… Макар зависает над ответом, обостряя мою обиду до предела. Сама не замечаю, как начинаю реветь… Никому я не нужна. И ребенок мой тоже. Всем надо лишь развлечься, заполнить мной кусочек свободного от работы времени. Заполнить мной свой досуг, сделав зияющую дыру в моем сердце еще больше… Вот такая арифметика.
– Вера? А ты что… плачешь? – слышу за спиной голос Артема.
– А тебе какое дело? Чего тебе? – отвечаю, не соизволив обернуться.
– Ольга Павловна попросила меня тебя позвать. Клара Николаевна свечи расставила, а я… Я разобрал Настин домик и после чаепития его починю.
Бросаю затуманенный взгляд на экран. Макар все-таки ответил… Видимо, недолго думал или, напротив, слишком долго:
«– Приедешь, обговорим эту ситуацию».
– Ладно, идем, – утираю слезы, закручиваю влажные волосы в пучок на макушке. Подхожу к Артему, невольно вскидывая на него взгляд. Интересно, как бы он ответил на мое предложение приходить на свидания вместе с дочкой?
– Вер, ты точно в порядке? – он легонько сжимает мой локоть.
– Отвали, мажор. Моя жизнь тебя не касается.
– Вера, постой, – он преграждает мне путь, становясь в дверном проеме.Часто дышит, сглатывает, как будто собираясь с духом.
