– Ну что еще?
– Прости меня.
– За что именно ты… – фыркаю, скрывая удивление за маской грубости.
– За мои слова и… За мои мысли.
Артём.
Падать с вершины горы из собственных предрассудков больно. Однако вместе с болью я встречаю облегчение, мгновенно заполнившее грудь. Что я сейчас сказал? Наверное, первое «прости» за всю жизнь… Порывистое, искреннее, непосредственное, как радующийся приходу хозяина щенок. Нескладное, но до черта честное… И взгляд Веры – темно-синий и полный недоумения. Она не хочет смотреть на меня. Прячет заплаканные глаза и нервно теребит простую хлопковую рубашку. И что на меня нашло?
«Прости за мои мысли… За мои слова». Внутри словно рухнула бетонная многоэтажка, освобождая место для порции чистого воздуха. Не думал, что смогу запомнить нескладную девчонку, а уж извиниться перед ней и подавно… Я едва сдержался, чтобы не выхватить из ее рук телефон и не ответить Макару. Хотя… Кого я обманываю? Я ничего не знаю о девчонке, чтобы утверждать, кто явился причиной ее паршивого настроения… Плевать… Вместе со словами прощения я выпускаю из груди липкую, как слизь тяжесть. И в этот момент мне плевать, что скажет в ответ она…
– Прости меня, Вер.
– За что именно ты…
Все-таки поднимает взгляд, встречаясь с моим – немного испуганным и странным.
– За мои мысли… И мои слова…
– Мажор, я понимаю, что тебе жалко смешную Каланчу, но… Ты не думай, я справлюсь. И, вообще… Я тоже человек, могу поплакать и порадоваться, погрустить. Это нормально. Человеческие эмоции, живые, тебе не понять. Ты же… ты…
Кажется, Каланча сейчас закашляется от нахлынувших чувств, захлебнется ими, как горькой черной водой. На ее лице играет гремучая смесь эмоций: недоумение, усталость, страх, недоверие. Но, пожалуй, боли среди них больше… В другой ситуации я сказал бы в ответ какую-то остроумную колкость, но теперь мне хочется промолчать, проглотить ее шпильку, вдоволь ей поранившись…
– Так что ты скажешь? – бормочу сухо.
– Идем пить чай, мажор, – фыркает Вера, делая шаг от меня. Вот и весь ответ…
Равнодушный, пренебрежительный, напускной… Или мне только кажется, и Вера прячет эмоции под толстой маской невозмутимости. Я не знаю, кажется, или нет? Потому что не знаю, какая она настоящая. Зато Вера знает, каким могу быть я – наглым, самоуверенным, острым на язык. Я сделал все, чтобы убедить ее в этом… В том, что я ничего не стоящее ничтожество. Пустышка, мажор, болтун…
«– Сойду я на разок, а, мажор?»
Внутри поднимает голову странное чувство, новое, еще не имеющее названия, но тисками сдавливающее грудь. Что это – ревность? Стыд? Или злость на девчонку, что не отпускает моих мыслей последние дни.
– Вер, я…
– Артем, я хочу, чтобы мы оба получили то, о чем мечтаем. Я мечтаю заиметь квартиру от твоего папы, а ты… Уехать в Америку. Ведь так? – надломлено произносит Вера. – Мы можем просто существовать мирно… Не задевать друг друга, просто… терпеть. Мне не нужны твои извинения… Я знаю их цену, ты… Тебе жалко смешную глупую Каланчу, вот и все. Я для тебя, как Сильвия, как… Мокрый бездомный щенок.
Кажется, у меня язык прирастает к небу от ее слов. На мгновение я немею, пытаясь мысленно объяснить причину столь резкого изменения ее настроения. И, черт его дери, не нахожу! Потому что Вера – долбаная шкатулка с секретами.
– Вер, зачем ты так? – наконец, выдавливаю я.
Она как будто смягчается. Очевидно, моя вытянутая недоуменная рожа говорит красноречивее слов, потому что Вера резко прекращает разговор, потянув меня за локоть к выходу.
– Идем, Артем, нас ждут.
Ольга Павловна нарядилась к чаепитию. На ней хлопковое синее платье с лаковым пояском, игриво подчеркивающим довольно стройную талию. Только сейчас замечаю, как они с Верой похожи… Те же синие глаза и русые волосы, высокий рост и тонкие плечи. Она встает, слегка приосанившись, и поднимает бокал с вином.
– Верочка, поздравляю тебя, родная, – произносит надтреснуто. – Желаю тебе… женского счастья. Только этого тебе недостает, остальное все есть – ум, красота, упорство, трудолюбие.
– Мам, ну хватит, – Верка хмурится как еж и опускает взгляд. Напрягает плечи и втягивает голову, как будто чувствуя стыд за чужую похвалу. Мне еще не приходилось видеть ее такой – молчаливой, скромной, настоящей. Домашней. И сейчас я – гость на чужом празднике, замираю от охватившего сердца блаженства, ощущения этой непрошеной странной близости. «Ты мечтаешь уехать в Америку…». А я теперь не знаю, о чем мечтаю… И эта неопределённость сбивает с ног, пробуждая спящую до поры злость. На себя, весь мир, чертову Каланчу, к которой подошел в магазине в один из чертовых дней! Вера права – каждый из нас заслуживает получить то, что желает. И мы… слишком разные, чтобы стать друг для друга миром…
– Вер, а я желаю тебе получить, наконец, то, о чем ты мечтаешь. Ну и… мужа хорошего я тоже тебе желаю, – произношу намеренно твердо, ища ее взгляда, словно стремясь, чтобы она поняла мой толстый намек.
– Мужа? – почти вскрикивает Клара Николаевна. Уверен, папуля все им рассказал обо мне. Дамы тактично молчат и не признаются, наверняка, зная, что мужем Веры являюсь я…
– Да, – чопорно говорит Вера. – Моего парня зовут Макар. Он работает вместе с Артемом.
– Понятно, – разочарованно вздыхает бабуля, не удосужившись расспросить внучку о парне – какого он роста, что любит и чем интересуется?
– А давайте-ка есть торт, – предлагает Ольга Павловна, очевидно, желая разрушить неудобное молчание, вмиг поселившееся после упоминания Веры о парне.
– Давайте, – улыбаюсь я, поглядывая на дочь Веры – она играет домиком, который я, к своему удивлению, починил. Милая, маленькая, с тонкими ножками и большими голубыми глазами, прикольная, одним словом. – И винца мне подлейте, если можно.
– Конечно, Артем. Давайте бокал, – услужливо вспархивает с места Ольга Павловна.
В саду пахнет яблоками и ночными фиалками, горло обжигает рубиновая жидкость, теплый воздух ласкает горячую кожу. Все словно меня успокаивает, обласкивает, усыпляет, прогоняя наваждение прочь. Наверное, Вера права – мне ее просто стало жалко, вот и все… Или я трус, не знающий, чего он хочет на самом деле.
В кармане неожиданно оживает телефон. Взрывается знакомой мелодией, поставленной на контакт отца.
– Да, пап, – извиняюсь перед дамами и отхожу к старому раскидистому ореху.
– Артем, как вы там? Познакомился с родными Верочки?
– Да, все нормально.
– Завтра приезжайте к нам, ладно? На обратном пути.
– Зачем, пап? Честное слово, я не понимаю тебя, – набираю в легкие побольше воздуха, приготовившись к словесной баталии.
– Забрать Сильвию, как зачем? И… Я тоже хочу увидеть дочь Верочки. Мы вас ждем, это не обсуждается.
