– А что для меня, Вер? – неожиданно спрашиваю, коснувшись ее локтя. – Скажи.
– Не знаю, – шепчет она, опуская взгляд.
– По-твоему, я совсем никудышный?
– Я не думаю о тебе, Артем. Совсем. И не хочу знать, какой ты…
Верка срывается с места и оставляет меня одного. Черт, ведь звучало совсем неубедительно… Как будто она выжала из себя эти слова, намеренно стремясь меня задеть. Кажется, я понял, чего хочу прямо сейчас: увезти Веру и Настю домой и освободиться от испепеляющего, всевидящего взгляда папули. Пожалуй, сегодня он превзошел себя.
– Минуточку внимания, – хлопаю в ладоши, обращая на себя внимание родственников. – Мы, наверное, поедем… Бабушка и мама Веры столько всего нам с собой положили – овощи, зелень с огорода, варенье, домашние яйца, – перечисляю подарки со старанием нерадивого ученика, замечая улыбку Веры.
– Да не перечисляй ты все, сыночек. Мы поняли, – улыбается мама. – Вам надо все рассортировать, так?
– Да, а мне еще в ночную смену выходить, – выпаливает Верка.
А вот это было зря… Вячеслав Олегович мгновенно сбрасывает с себя образ простого безобидного дедушки и надевает свой привычный – контролера и манипулятора.
– Вера, что ты делаешь завтра? – сухо бросает он.
– Работаю в супермаркете, – испуганно, как солдат перед генералом, отвечает Вера.
– После работы приезжай к нам в офис. Или в обеденный перерыв. Как будет удобно?
– В обеденный перерыв я заеду. А что случилось?
– Фирма остро нуждается в грамотном переводчике. Ты прекрасно владеешь языком, я успел убедиться. И Артем тоже, да, сынок?
Ну вот… Отец не упускает возможности указать на мой феерический провал на банкете.
– Да, папа, – фыркаю я.
– Ты ведь заочно учишься? Какие отметки?
– Я отличница, – важно произносит Каланча. – И школу с золотой медалью окончила. Если хотите, можете устроить мне экзамен, я…
– Верочка, не волнуйся ты так, – тушуется папа. – Будешь работать дистанционно. А супермаркет можно… Ты не хочешь уволиться?
– Нет! Вы забыли, мы же скоро разведемся с Артемом. И я не смогу работать в фирме.
– А это тут при чем? – строго чеканит отец. – Работа есть работа. Артем улетит в Америку. Глаза тебе не будет мозолить своей физиономией. Визой займемся незамедлительно, да, сынок?
– Да, – выдавливаю хрипло, бросив осторожный взгляд на Веру. Непонятно, о чем она думает? Так ли погано ей на душе, как мне?
Отец довольно кивает. Мы спешно прощаемся и бредем к машине. В повисшем молчании слышатся лишь звуки шагов и пение цикад, тихий сонный лепет Настюши и ласковый голос Веры, что-то отвечающий ей… И, пожалуй, гулкое сердцебиение в груди, заглушающее все окружающие звуки… Так и мы и едем – задумчивые и молчаливые. Подавленные.
– Что-то мне нехорошо, мажор, – шепчет Вера, когда мы подъезжаем к дому.
Отстегиваю ремень безопасности и оборачиваюсь, встретившись с ее красным, как помидор лицом.
– И ты только сейчас решила сказать об этом, Каланча? Что случилось?
– Я просто… Я перенервничала. Со мной такое бывает, реакция на стресс, – шелестит она пересохшими губами.
Выхожу из салона и забираю спящую Настю из рук Веры. Каланча порывисто хватает переноску с Сильвией и почти выползает из машины. Держится за двери, углы, поручни и, покачиваясь, бредет за мной следом.
– Вер, давай я «скорую» вызову? Ты на ногах не стоишь, – удерживая на сгибе одной руки Настю, другой рукой касаюсь лба жены. – Кошмар! Там сорок, не меньше.
– Мажор, когда у меня температура, я болтаю всякую чушь. Не обращай внимание. Это бред… обыкновенный бред. Положи Настю и принеси мне водички, пожалуйста, – слабым голосом просит она. – И нурофен или… Парацетамол. Что-то же есть у тебя?
Укладываю Настеньку на середину своей бывшей кровати и возвращаюсь к Вере. Выглядит она странной… Улыбается и протягивает мне руку. Лежит на диване в гостиной и часто, поверхностно дышит. Пожалуй, без медицинской помощи точно не обойтись…
– Мне так тяжело, если бы ты знал, – Вера смахивает слезу, а я без объяснений понимаю, что началось «то самое»… Бред, одним словом.
– Вер, все будет хорошо, слышишь? Как ты? Может, все-таки я вызову нашего семейного врача? Он хороший… И приедет быстро.
– Мне было так без тебя плохо, если бы ты знал, – продолжает Вера, горько всхлипнув. – Я устала быть одной. Все тянуть на себе… А ты… Ты скоро уедешь в Америку. Я… Я никому не нужна. Думала, что нужна Макару, но ему нужен от меня только секс. Развлечься – вот что все от меня хотят.
– Неправда, – хрипло отвечаю я, ища в контактах номер матери Веры. Я боюсь ее откровений… И не хочу, чтобы Вера завтра жалела о сказанном. – Верочка, держись. Я сейчас тебе воды принесу.
Бегу в кухню и набираю стаканчик холодной воды из кулера. Мама Веры не отвечает. Бросаю телефон на стол и возвращаюсь к болезной Каланче. Она лежит с закрытыми глазами. Ее голова беспокойно мечется по подушке, подбородок дрожит, на лбу набухают капли пота, а с губ срываются нежные слова. Не знаю, кого она сейчас видит, но от ее признаний по спине пробегает табун мурашек… Даже воздух становится горячим и пульсирующим.
– Я люблю тебя, слышишь… Очень сильно. Это так больно, потому что ты… Тебе все нипочём, а я уже умерла один раз. А теперь опять… Любимый мой… Я каждый день смотрю в твои глаза. Ты сделал так, чтобы я тебя всегда помнила… И я вижу… Как будто ты со мной. Смотрю на нее, а вижу тебя…
Господи, это похоже на помешательство… И виной тому мой папа, его чертов допрос. Возвращаюсь в кухню и без промедления звоню врачу…
Вера.
Вздрагиваю от странных ощущений: укус или укол, поглаживание, похлопывание и… поцелуй… Жаркий, приятный, потрясающий, неожиданный и до черта пугающий.
– Мажор? Что ты делаешь? – отталкиваю Артема, умело ласкающего мою щеку и шею…
– Каланча, тебя не понять. Ты же сама шептала: «Поцелуй меня, пожалуйста… Мне так хочется еще раз почувствовать твои губы… Я прошу тебя», – мажор закатывает глаза и изображает на лице страдальческую маску.
– Я?! – приподнимаюсь на локтях, оглядывая комнату сонным взглядом. – А который час?
– Два ночи, Вер. А ты ничего не помнишь? – Артем нависает надо мной, опаляя дыханием и пытливым блестящим взглядом.
– Нет. У меня изо рта запашок, будто там Сильвия нагадила! Я никогда бы не додумалась попросить тебя о поцелуе в такой ситуации, – фыркаю, потирая ноющее бедро. – Наверное, я имела в виду кого-то другого. Господи, когда это у меня кончится?
– Хм… Я ничего такого не почувствовал, Вер. Не переживай. Мне было несложно послужить тебе.
– Какое благородство! А кто это у нас на кухне? – прислушиваюсь, впиваясь в довольного собой нагловатого мажора, лежащего рядом.
