Матушка Рокси потом рассказывала: «Бесноватая стала, я уж решила, умом тронулась, заорала, руками замахала, слова непонятные выкрикивала, а потом стала спокойная-спокойная и над землей так низенько-низенько взлетела. – Она наклонилась и показала ладонью в полуметре от земли. – И лицо такое счастливое, будто миску гуляша под нос сунули, а вокруг темень и растет-растет... И демоняки горят в ней, как бумажные кораблики. А потом проход тварям захлопнулся, а ты упала. Думали, померла, горемычная».
Я тогда изрядно перепугала тетушку Марку, пролежала без сознания трое суток, а как очнулась, стала слышать тихий голос, который звал меня мамой...
– Жаль, тетушку Марку спасти не сумела, – вздохнула я.
Рокси сильнее сжала мою ладонь, но промолчала. Приютившую меня тетушку убили не демоны, она за несколько дней сгорела от неизвестной болезни. Тогда многие умерли. Откуда пришла хворь и куда исчезла, мы так и не узнали, люди шептались, что зло идет от дворца Императрицы, но правда это или нет, никто не знал. Убивала она только пожилых, не трогая молодых и детей, поэтому я верила слухам. Но свои мысли держала при себе. Жизнь научила молчать и не лезть не в свои дела.
– Расскажи о деде, – попросила я, чтобы сменить тему.
Мы как раз вышли на поляну, которую пересекала широкая утоптанная тропа. Но прежде чем выйти из-под защиты густой кроны, мы по выработанной годами привычке задрали головы в небо и слаженно метнулись под деревья. Над поляной кружил ворон.
– Просто птичка? – с сомнением в голосе прошептала Рокси.
– Не думаю… – Я прищурилась, пытаясь рассмотреть, есть ли на лапе ворона кольцо. Птица взмахнула крыльями, поднимаясь чуть выше, в лучах утреннего солнца на правой лапе что-то блеснуло. – Ворон легиона.
– Вот зараза! Думаешь, тебя ищут? Донес Шер, подлец!
– Легионеры тоже пользуются силой. Я видела, как дуал выпускал тьму, чтобы проверить девушек.
– Конкурентов истребляют? – Рокси воинственно сжала кулаки. – А может, узнали, что знак ворона никуда не делся, да замуж хотят по-быстрому взять?
– Это было бы ужасно!
Я перекрестилась на местный манер, щепотью – два плеча и пупок. На плечах – Оберег и Соблазн, а пупок – Императрица, которая хранит этот мир.
Ворон покружил и улетел, а мы быстро перебежали поляну и зашагали по тропе в глубину леса.
– Мать рассказывала, что дед был знахарем в деревне, а как все случилось, совсем рассудком двинулся и ушел в лес жить. Не простил он деревенским, что те дом местного мага-погодника спалили, когда тот бежал в город. Сказал, пусть теперь живут без мага и без знахаря, пусть сами своих коров лечат. И не вернулся! Сколько ни упрашивали. Упрямый.
– Теперь я знаю, в кого ты такая уродилась, – я беззлобно пихнула подружку в плечо.
– Ага, я такая, – расплылась в улыбке Рокси. – Мать всегда говорила, что я даже его переупрямлю.
Мы весело болтали и быстро шли по утоптанной тропе вглубь чащи. Но чем дальше от столицы мы уходили, тем тревожнее становилось у меня на душе. Меня что-то тянуло назад, требовало вернуться. Казалось, что я натягиваю плотную резинку, еще немного, и она лопнет с одного конца, дернет меня назад... Метка на плече зудела и пульсировала, и «сынок» молчал, а обращаться к нему при Рокси я не рисковала. Ничего, переборю и это!
Домик старого отшельника мы отыскали не сразу, а когда нашли, он оказался пуст.
– Поищем воду и дрова? – оглядевшись по сторонам, предложила Рокси. – Похоже, дед давно отсюда ушел.
Или погиб, но мы обе не стали это говорить вслух. Будем считать, что он просто вернулся в село.
Толстый слой пыли, холодная печь, затхлая вода в умывальнике, грязная посуда и осыпавшиеся пучки трав...
– Не дворец, конечно, – заключила Рокси, когда мы осмотрели дом от чердака до погреба. – Но пожить до зимы можно, а там решим, что делать.
Две малюсенькие комнаты, кухня с печкой, сени. Бревенчатые стены, крепкие ставни и двери, железный засов. Вполне можно пережить пару месяцев, пока решим, куда податься дальше.
– Глянь! – Рокси вытащила из-под лавки арбалет. – Ты умеешь из него стрелять?
– Предлагаешь потренироваться на птичках? – хохотнула я.
Невидимая "резинка" ослабла и больше не тянула меня назад, зуд в плече стал вполне терпимым, и я с оптимизмом строила планы на следующие дни. Здесь, вдали от легионеров с их тьмой, я смогу спокойно разобраться с тьмой собственной. Пора принять ее и выяснить, наконец, кто я – человек или уже монстр?
До вечера мы мыли, чистили, убирали, а когда стемнело, сил не было даже на то, чтобы поесть, поэтому попили воды, заперлись на все засовы и завалились спать.
А утром в дверь постучали...
– Ховайся! – коротко бросила Рокси, и я метнулась за печь.
Привычная тяжесть биты немного успокаивала, я затаилась, следя в щель между печкой и стеной за тем, как подруга поправляет платок на плечах и, осторожно ступая, идет к двери.
– Дядька Зак! Это Ждан! Меня староста прислал! Открой, дядька Зак! – колотили в дверь.
Рокси шумно выдохнула и сняла засов. На пороге стоял вихрастый белобрысый парень лет пятнадцати. На плечах длинная рубашка с вышивкой, на талии алый пояс, чистые серые штаны заправлены в короткие черные сапожки. Слишком нарядный для посыльного.
– Че надо? – грозно вопросила Рокси, стоя в двери.
– А ты кто?
– Хеленка, внучка Зака, – не моргнув, соврала подружка.
– А сам старый где? – Парень, вытянув шею, попытался рассмотреть, что творится в доме. – Живой хоть?
– А вот этого не знаю, я вчера пришла, а его дома нет. И, похоже, давно уже.
– А ты одна?
– Нет, с мужем.
– А где он?
– По дрова пошел. А тебе какое дело?
– Так может, вы дядьку Зака укокошили, а хату евоную заняли!
Парень попробовал прошмыгнуть мимо Рокси в дом, да только она не из тех, кто испугается какого-то малолетку, подруга заступила ему дорогу, грозно выпятив грудь.
– Куда прешь без приглашения? Тебе дед зачем?
