– Так он меня и послушал. Я ему кто?
– Сделай так чтобы послушал, это твой первый интерес, понимаешь меня?
– Очень хорошо понимаю, – я на самом деле хорошо понимал, куда всё клонится. Ни к чему хорошему, как минимум.
– Береги себя, – сказал Арслан и дал отбой.
Я еще некоторое время постоял, собираясь с мыслями и крутя телефон в руках, а затем передал его Ибрагиму.
Тот засунул его себе в карман и в ответ на моё недоуменное выражение лица сообщил:
– Слушай, как есть так есть. Что мы можем сделать?
Мне нравится, когда природа замирает. Буйство лета, дикий праздник жизни вдруг сменяется торможением и расцветом красок. Мир притормаживает, чтобы поспать, собраться с мыслями перед следующим, не мысленным рывком, и опять наградить ждущих очередным всплеском красок, дав на контрасте возможность оценить и сравнить силу природы и жизни.
Весенний снег давит человека нескончаемостью зимы и потерей веры в наступающее лето. Зато первый снег, чистый и среди грязных холодов, зачастую долгожданный, накрывает землю как невесту фатой, обещая впереди праздник перерождения года.
Короче, мне нравится первый снег. Тем более, впереди новый год, салат оливье и всё что с этим связанно.
В этом году первый снег выпал точно по расписанию. Свежий морозный воздух холодил руки, но одевать перчатки, когда ты колешь дрова это, как минимум, небезопасно. Топор должен сидеть в руке уверенно. Без возможности соскользнуть и улететь.
Поставив на пенек очередное полено и определив на нем самую слабую, раскалывающую точку, я рушил топор вниз, не столько силой мышц, сколько поддаваясь падающей энергии свободного колуна. Очередное бревно весело распадалось в разные стороны под проникающим движением лезвия, а я только подставлял следующее, пытаясь заранее определить слабейшую, предательскую точку, удар по которой расколет его.
Когда, наверное, двадцатое бревно раскололось с первого удара, я, уже изрядно запыхавшись (не каждый же день колешь бревна, слава ЖКХ), отложил топор в сторону и повернулся к Ибрагиму.
– Не хочешь продолжить? Кровь погоняешь.
Ибрагим скептически посмотрел на валяющиеся везде чурки и качнул головой:
– Я топор плохо понимаю. Нож лучше.
– Ножом ты дрова не наколешь. Никогда не подумал бы что ты городской.
– Нет, не городской. Но у нас дома деревьев на дрова нет почти. Редко. И дорого.
– А топите как зимой?
– Сейчас у многих уголь есть. Но всё еще многие, как и раньше топят – кизяком.
– Это чего – говном? То есть, я извиняюсь, навозом?
– Навоз, навоз. Животное живет, кушает, от него отходы появляются. Зачем выбрасывать? Это всё равно как деньги выбрасывать. Ты сам деньги выбрасываешь? – Ибрагим слегка рассердился.
– Нет, стараюсь не выбрасывать. Но ты хорошо сравнил деньги с навозом, что-то там общее есть.
– Э, о чем разговор вообще. Навоз намного чище денег. Столько грязи, сколько на деньгах, больше негде нет. И крови, – начал философствовать Ибрагим.
– Я-то согласен. Даже предлагаю Арслану вместо денег навоза отгрузить. Кизяков, – увидев выражение лица моего собеседника поспешил добавить. – Шутка.
– Ты так больше не шути. Я могу понять, что ты пошутил. А кто-то не поймёт. Не успеешь извиниться.
– Ты прав. Буду осмотрительней, – ссориться мне не хотелось.
– И ты прав. Будь осмотрительней, – коротко согласился Ибрагим.
Не торопясь, я настругал лучинок и разжёг банную печь. Ибрагим сидел в паре метрах от меня на корточках, внушительным тесаком выстругивая тонкую спицу из дерева.
– Ты что, всё время с этой саблей ходишь? – спросил я его кивая на нож.
– Конечно, – невозмутимо ответил он, – могут честь задеть, надо быть готовым.
– Полиция к такой готовности как относится? – поинтересовался я.
Он промолчал, закатив глаза вверх, тем самым показывая, что ему важнее, как там наверху на это смотрят. Понятно.
Прошел час или около того. Мы вяло переговаривались, иногда подбрасывая дрова в огонь банной печи.
– Мыться будешь? – наконец спросил Ибрагим, намекая на топящуюся баню.
– Греться. Алину прогреем. Хочешь, тебя возьмём. Ты в бане был?
– Я что, дикий человек, что ли? – обиделся Ибрагим. – У нас баня была, когда ты еще на дереве сидел.
– Кто из нас на дереве сидел, это спорный вопрос. Ты ещё скажи, что это вы баню придумали.
– Природа придумала. У нас дома есть места, где горячая вода прямо из горы идёт. Лечебная. Там давно еще предки сделали купальни. Ни с чем не сравнишь...
– Посмотрим… Давай, я тебя приглашаю. Полотенце тебе выдам, погреешься, другим человеком выйдешь. Улучшенным.
Зайдя в дом, я сообщил Алине о готовой, истопившейся бане. Правда, в чём она там будет, я даже не подумал. Рановато Ибрагима пригласил. Но, как есть так есть.
Алину отсутствие купальника вообще не смутило. Нырнув за дверь, она скоро появилась обратно замотанная в банное полотенце, как в сарафан.
Я тоже скинул одежду прямо в доме и, оставшись в одних трусах, вместе с Алиной, гордо проследовал мимо отводящего взгляд Ибрагима прямо по заснеженному двору в баню. Плеснул дополнительно на каменку, добавив пару в помещении. Через пару минут дверь отворилась, и в баню протиснулся Ибрагим, тоже обмотавшийся полотенцем. Его голый торс был покрыт шерстью не хуже, чем у первобытного человека. Сев подальше от нас с Алиной, практически у самой каменки, он принялся носом осторожно вдыхать поднимающиеся клубы пара.
– Ты Ибрагим даже раздетый – как одетый, – пошутил я. – Зато, наверное, зимой не холодно.
– Порода такая, – отмахнулся он. – У меня и отец такой, и дед такой был. У мужчин так.
Несколько раз добросив воды, я догнал температуру в помещении до такой температуры, что разговаривать стало сложно, не хватало дыхания. Посмотрим, кто сбежит первый.
– А я в детстве боялась, что меня бродяги украдут, – сообщила Алина. – Почти угадала!
