Глава 19
– Трубку она не берёт, на работу не явилась. Где её ещё ловить, я не представляю себе. Вообще вариантов не вижу.
– Письмо ей напиши. Подкинем, как-нибудь, – предложил Ибрагим.
– Письмо не поможет. Мне с ней говорить надо. Глаза её видеть. У меня такое ощущение, что у неё замутнение восприятия произошло. Что не пиши – всё бесполезно. Говорить лицом к лицу требуется. И невозможно. Я реально не понимаю, что делать, Ибрагим. Уверен, лично – глаза в глаза всё смогу объяснить.
– Должен быть способ, – протянул Ибрагим. – У любой проблемы есть решение. Надо найти.
– Это я как раз понимаю. Не вижу только как. Как-то бессмысленно всё.
– Давай, думай. Это тебе надо.
– Мозги не соображают – словно пустота в голове. Надо было тебя слушать и не говорить ей ничего. Но это тоже совсем не правильно.
– Слушать надо было – это так. Но ты тоже правильно говоришь. И она правильно говорит. Вы все правильно говорите, а толку от этого никакого, – Ибрагим пожал плечами. – Надо что-то делать. Само не сделается. Думай.
– Я-то думаю. Ничего в голову не приходит, сказал же. Как представлю, что навсегда её потерял, совсем плохо соображать начинаю. Может, подкараулить её и опять украсть? – от бессилия предложил я.
– Точно плохо соображаешь, – согласился Ибрагим. – Если ты её опять украдёшь она точно тебе голову откусит. У тебя другие идеи бывают? Не одинаковые?
– Может через её отца? – я мучительно искал варианты.
– Правильно. Так ему и скажи, я вашу дочь украл немножко, она обиделась, можно она выйдет, погуляет? Если у него ружьё есть, ты другие вопросы можешь не успеть спросить, – он скептически покивал и, поднявшись из-за барной стойки, где мы тоскливо опустошали бокалы, прошелся по бару. Цветы ты ей дарил, от плохих людей спасал… Сделай какой-нибудь подвиг, чтобы о тебе в газете написали. Спас, типа, всех при пожаре. Или перевёл пенсионерку через дорогу. Только про похищение не думай, а то даже мне не удобно. Сколько можно?
– Ибрагим, ты её подруге позвони, Насте. Этой, Филатовой. Может она её образумит, я же реально, в тупике. Какой тут еще выход?
– Подруга у неё хорошая, симпатичная, могу позвонить, – Ибрагиму идея понравилась. – Только пользы не будет. Ты же там тоже погеройствовать успел, помнишь? Ей какая цель тебе помогать?
– Блин, помню, конечно. Что же делать? – этот вопрос без конца вертелся и у меня в голове и, высказывая его вслух, я просто пытался загрузить вселенную на ответ.
– Когда не знаешь, что делать – ничего не делай, – Ибрагим вернулся за стойку бара и отхлебнул пива. – Пусть всё само идёт.
– В том-то и дело, что ничто никуда не идёт! – я уставился в небольшой аквариум и его пленных, вяло открывающих рот обитателей, до обидного напоминавших сейчас меня самого.
– Ничего не идёт, так ты иди. Ты говорил, родственники у тебя в деревне, туда иди. Руками поработай, помоги по хозяйству. Лучше, чем в стакан нырять, – Ибрагим, показывая пример, опрокинул кружку и лихим глотком высушил её до дна.
– А сам чего ныряешь тогда? – почти зная ответ, поинтересовался я.
– У тебя одного, что ли, проблемы? Я, как с тобой связался, тоже имею. Ты эти проблемы из воздуха делаешь и вокруг рассеиваешь.
– Да я и сам понимаю, – согласился я. – Только у родственников в деревне мне нечего делать. Пойду её около дома ждать.
– Попробуй. Только, я надеюсь, ты понял, что не надо всегда всю правду говорить? Иногда правда тишину любит.
– Это деньги тишину любят. А она, я хочу, чтобы знала, как оно было на самом деле. Даже если сначала так трудно. Должна простить.
– Должна, – согласился Ибрагим. – Но не обязана. Женщина. Кто женщину поймет – нобелевскую премию получит. Только никто ещё не получил. Учёные не понимают, профессора не понимают. Может рыба понимает, – он кивнул на стоящий неподалёку аквариум. – Но рыба молчит.
От тупого сидения в полупустом баре другого выхода, кроме как взять водки, уже не оставалось.
– Настя, – сказал Ибрагим в трубку. – Это Ибрагим… Да, тот самый. Два вопроса имею. Вашей маме зять не нужен? Это один. Второй так тоже очень важный. Алина пускай его поговорить пустит. Ему есть что сказать, виноватый. Да. Да. Конечно, бывает, – он встал со стула и, продолжая разговаривать, принялся прохаживаться по помещению.
– Всё замечательно, – сказал он, возвращаясь, отвечая на мой невысказанный вопрос. – Имени твоего слышать не хочет. Чтобы ты сдох, передаёт. По-моему, она недовольная. Если ты её украдёшь, она не только тебе, она и мне голову откусит.
– А какое решение? – так или иначе, мне было необходимо хоть какое-то действие.
– Вот тебе решение. Наливай и пей.
Так мы поступили. Вечер тянулся, как старая жевательная резинка. Вкуса в нем не было, только оскомина и усталость.
– Поехали, – я поднялся со стула, обрывая бессмысленное заседание. – Хоть что-нибудь попробуем сделать.
– Опять красть будем? – скептически осведомился Ибрагим.
– Надо будет – будем. Я оптимист.
– Тебе с таким упорством штангой надо было заниматься. Чемпион бы вышел, – тем не менее, он поднялся и последовал за мной.
На лавке рядом с подъездом Алины мы успели просидеть около часа, безуспешно пытаясь дозвониться ей на трубу. Ответа не было, сразу же включался автоответчик.
Но совсем бессмысленным назвать наше ожидание не получилось. Из подъехавшего тёмного внедорожника, остановившегося недалеко от нашей наблюдательной позиции, вышел не кто иной, как Соловей, и отправился прямо к нам.
Я, коротко поздоровавшись, попытался объяснить ему ситуацию, но он лишь резко дернул рукой, обрывая меня на полуслове.
– У меня пару новостей для тебя, и обе неприятные. С какой начать?
– Начните с хорошей, – я попытался хоть как-то переломить этот скатывающийся в пропасть вечер.
– Тогда по порядку. Алина более тебя видеть не желает, равно как и слышать. Звонить, искать, поджидать её, я тебе лично и по ее личной просьбе запрещаю. Тут всё должно быть понятно. Это раз.
Он мельком взглянул на молчащего рядом Ибрагима и опять перевёл взгляд на меня.
