Хороксай посмотрел на молодого хана – сила Птицы Духа Тевура не уступала силе Духа его брата – погибшего хана Абдая, – и если спрашивал Тевур о смерти, то, ведал ксай, хана волновала не собственная погибель, а судьбы покорившихся ему людей.
– Моя Птица Духа не видит будущее – оно не ясно, – как есть ответил Чакре – Тевур тот, кто примет любую правду. – Но скажу – поражение порой может обернуться великой победой, и наоборот.
– Не пытайся облегчить ношу моей Птицы Духа, ксай, – покачал головой Тевур. – Я не веду людей за горы, и если нас всех погубит Тьма, то в том будет только моя вина.
Чакре не успел ответить Тевуру – вошедший слуга доложил, что великий князь Мухома Заяц прибыл с волхвом.
Привратники распахнули двери, и вошёл Заяц со Станиславом. Князь, дойдя до Чакре и Тевура, поклонился хану (Тевур поклонился в ответ) и обеспокоенно спросил:
– Остальные ещё не пришли? – оглянулся. – Станислав так торопил меня на скорый совет…
– Больше никого не будет, великий князь, – с поклоном ответил молодой волхв, и Мухома удивлённо взглянул на него. – То, что мы с Чакре поведаем, должны услышать только великие правители.
Мухома посмотрел на Тевура и по взгляду хана понял, что тот знает не больше его.
– Что же случилось? – великий князь обернулся к Чакре.
– Тьма в горах окрепла, – ответил хороксай, и вместе со Станиславом рассказал о Песне, что нынешней ночью стала слышна в горах Рифея.
– Значит, ты верно не повёл нас в горы, – обратился Мухома к Тевуру, когда волхвы закончили речь.
– Я не так в том уверен, – покачал головой хан. – И кто знает, насколько та Тьма опаснее Слова Гор, что нам удалось преодолеть, и не наслана ли она Повелителем Тьмы.
– Я не думаю, что Кощей настолько силён, – нахмурился Мухома.
– Эта Песнь не похожа на ворожбу, – сказал Станислав, и Тевур с Мухомой посмотрели на молодого волхва. – Она древнее мира… И в ней чувствуется невероятная сила, прежде не знакомая нам. Ледяная. Сила Мора.
– И она до сих пор звучит? – уточнил Заяц, и Станислав с Чакре кивнули. – Что ты думаешь? – великий князь посмотрел на Тевура.
– Думаю, пока мы не узнаем, какое испытание нам вновь послали Боги, никому не стоит об этом говорить, – ответил хан. – Люди и так напуганы – ты и сам это знаешь, – говорил Тевур, и Мухома кивал его словам, вспомнив, как недавно они с ханом подавили в Хизре бунт желающих идти в горы. Ведь если бы те бунтовщики ушли, многие бы последовали их примеру. Так же ксаи и волхвы то и дело доносили вести о том, что в других городах Нового Каганата было неспокойно – люди злились и на великого хана, и на великого князя, которые по их разумению сидели сытые на тронах и просто ждали погибели, вместо того чтобы вести людей в Степной Дол. – Если мы ещё больше напугаем народ, сумятицы не миновать. А любая смута погубит нас нашими же руками.
– Чего и добивается Бессмертный, – согласился Мухома. – Если другие волхвы или ксаи будут приходить с теми же вестями, что и вы, – великий князь посмотрел на Святослава и Чакре, – не говорите, что вы тоже слышите Песнь – пусть они полагают, что у них голова помутилась от страха перед навьями, а сами расспрашивайте, да как можно подробнее.
Волхв и ксай поклонились великому князю.
– Да, верно. – Тевур кивнул словам Мухомы. – Но, на всякий случай, готовьте к битве и волхвов. И как бы ты ни пытался поддержать меня, – Тевур посмотрел на Чакре, – я чувствую, что северную землю нам не покинуть живыми. И, коли нас ждёт битва с Тьмой, будем биться до последней капли крови.
* * *
Земля дрожала и полнилась мраком. Он был холодным, как ветер Неяви, сухим, как безжизненная пустыня, и мощным, как океан.
Велижан открыл глаза – даже тёмная Тайга замерла в предчувствии беды.
Волхв поднялся, опираясь на посох, – капище, в котором он провёл минувшую суровую зиму, обступал дремучий бор, и лишь над капиями сквозь сплетённые ветви виднелось затянутое вечной мглой небо. Святое место поросло травой, дерево капиев растрескалось…
Боги не покинули Велижана, позволив ему пережить холода Неяви, опустившиеся в Явь, – после того как волхв спас войско детей Солнца, он едва не погиб, лишившись сил. И то, что лес оставил старца в живых, говорит о том, что птицам ещё рано уносить его дух в золотой Ирий.
Велижан закрыл глаза и глубоко вздохнул, внимая серебряной Песне и струящейся через весь Свет Силе, что, подобно живой воде, текущей по Краколисту, наполняла Явь своей мощью. Волхв едва шептал, повторяя Слова, что по своей природе не были словами, и тихая Песнь оплетала старца, мерцая серебром – Явь ответила ему, и теперь они пели вместе. Велижан чувствовал, как Песнь питает его, как наливаются крепостью иссохшие мышцы, как кровь вновь бежит по онемевшему телу, а дух оживает. Когда Песнь наполнила Велижана жизнью, волхв открыл глаза – окружённые морщинами очи светились, подобно Сварожичу во мгле, ибо в них была Сила.
Велижан крепче обхватил посох и, ударив им оземь, прошептал матери-земле: медное кружево взметнулось с покрытой опадом почвы и, окружив Велижана, скрыло волхва от глаз обветшалых капиев, которые вновь остались одни.
* * *
Князь Дреф услышал Песнь во сне – полевик видел тёмный лес, переходящий в степь, что простиралась до могучих гор, над которыми пела Тьма. Песнь была настолько ледяной, что полевик тут же пробудился ото сна, но Песнь продолжала звучать.
Старый князь, нахмурившись, сел на постели из мха и прислушался – рокот не затихал, он был явью. Дреф тут же поднялся, оделся, взял тояг и, стукнув им оземь вместе со Словом, оказался на Большой Поляне.
Ночная тьма полнилась рассветом; на затянутом тучами небе не было звёзд, и только белёсый, стелившийся над мхом туман тускло мерцал. Лес за частоколом дышал мраком, и заупокойная Песнь Тьмы продолжала звучать, потрясая землю.
Дреф, закрыв глаза, внял Песне леса и призвал Проводника – Белый Филин явился из поднявшегося с земли зелёного кружева Слов, озарив Большую Поляну ослепительным светом. Могучая птица перелетела через частокол и, взмахнув крыльями, осветила уводящую в лес дорогу. Дреф ступил на тропу и последовал за Филином.
Серебряная дорога убегала через чёрный лес, и Дреф шёл всё быстрее и быстрее, Словом торопя тропу, которая, слушаясь, убыстрялась тоже. Лес мелькал по её краям, превращаясь в чёрное ничто, и, наконец, исчез, а дорога под крутым наклоном устремилась во тьму. Дреф едва не упал, но, опираясь на посох, удержался и не позволил Проводнику остановиться – он должен вернуться в Йолк до рассвета и предупредить всех, если Индрик послал им новое испытание – в том, что так и есть, лесной князь не сомневался.
Спуск стал ещё круче, полевику идти было ещё труднее, но вдруг дорога выпрямилась, и крылья Белого Филина осветили древнюю пещеру, что располагалась в сердце Фавор-горы: под каменным сводом плыли янтарные облака, стены пещеры терялись в золотом тумане, а под ногами стелилась мягкая бурая трава.
