Слушая Песнь, врата между столбами частокола вспыхнули ослепительно ярко, и на Большую Поляну ступила Марья. В изорванном сарафане и плаще дева с растрёпанными огненными волосами вышла из леса, ведя за собой навий, сиявших мёртвым серебром, – прозрачные духи ступали на мягкую землю Большой Поляны, и ни одна травинка не шелохнулась от их поступи.
Когда навьи пришли в мир Яви, перед поющими йарями явился из воздуха Дреф: великий князь Леса ударил тоягом оземь, и Песнь заполнила всё бытие. И чем громче пела Песнь, тем ярче светился узор слов.
Первый солнечный луч возвратившегося из Нижнего Мира Даждьбога-Хорса озарил навий, и их серебристое сияние померкло, открыв взору серокожих русалок, зеленоватых мавок и тёмных в засохшей тине болотников. Сил Мора было немного, но больше, чем полагал Дреф.
Марья умолкла, и Песнь стихла. Лешие открыли глаза.
Йари увидели князя – напротив Дрефа стояла уставшая Марья, над которой кружил Чёрный Дрозд. Русалка поклонилась Дрефу, и навьи последовали её примеру.
– Теперь взывать к мёртвым смогут и лешие, и берегини, и вилы, – тихо проговорила она, и Дреф кивнул. – Грань между мирами стёрта, но равновесие не нарушено – все они, – Марья кивнула на стоящих позади неё духов, – явились в Свет по доброй воле.
– Я чувствую это, – кивнул Дреф.
– Нынче пришли не все, – продолжала Марья и, опираясь на тояг, шагнула к Дрефу ближе. Дрозд опустился на посох дочери Леса. – Но придут ещё. Если же на границу миров отправятся и вилы, и берегини, нам удастся провести многих.
Иванка смотрела на Марью и не могла её узнать: некогда белая, как снег, кожа русалки посерела, под глазами пролегли тёмные круги.
– Мы потушим огонь Хорохая и спасём Лес, – твёрдо сказала Марья. – И потом я спасу Светозара.
– Да придаст нам сил великий Индрик, – ответил русалке Дреф и обратился к навьям: – Можете оставаться на Большой Поляне. Только прошу сердечно, – полевик положил на грудь свою маленькую лапу, – не ступайте в Йолк. Не пугайте живых – они и так напуганы грядущим.
Навьи зашептались – ледяной холод наполнил осеннее утро:
– Как так?
– Нас к живым не пускают?!
– А говорили, что пустят!
– Марья обманула нас!
– Тише! – Дреф ударил тоягом оземь, и воцарилась тишина. – Вы не чувствуете ни холода, ни тепла, ни ветра – вам не нужны ни терема, ни избы, ни дома. Я понимаю ваше желание жить в Йолке, быть с живыми на равных, – говорил князь, и со всех сторон послышался одобрительный шёпот. – Но живые вас боятся. Я не могу лишить детей Леса последних спокойных дней, поэтому я останусь с вами. Я буду одним из вас, и мы разделим эту участь вместе.
Навьи удивлённо шелестели, переглядывались.
– Великий князь, – обратилась к Дрефу Марья, но полевик поднял лапу, и Марья умолкла.
– Возвращайся в Йолк с йарями, – велел Дреф Марье. – Тебе надо отдохнуть, ведь ты уже не навь.
Поражённая Марья удивлённо смотрела на Дрефа.
– Я останусь с тобой, князь, – сказала русалка. – Я…
Но Дреф вновь поднял лапу, и Марья покорно поклонилась.
– Это испытание Лес послал всем нам, – ответил полевик мягко. – И каждый – и леший, и великий князь – обязан принять его.
– Идём с нами. – Иванка подошла к Марье и протянула русалке лапу. – Как дочь Леса, ты обязана слушаться Учителя.
Дреф кивнул Марье, и русалка взяла лапу лешей.
– Йари, – Дреф обернулся к своим ученикам, – передайте весть всему Лесу, что Марья возвратилась – грань между мирами стёрта. Пусть каждый, кто на Великом Вече давал Слово Марье, отправится в сумеречный лес и приведёт в Свет всех, кто готов последовать за ним по доброй воле. – Князь Йолка обвёл взглядом учеников, и лешие кивнули ему. – Только по доброй воле, – уточнил полевик ещё раз. – Силой к Свету не вести – добра от этого не будет.
* * *
Весть о том, что Марья привела в Свет навий и грань между мирами нарушена, облетела всю Тайгу – и Южную, и Северную.
Крылатые вилы и сохатые берегини заворожёнными тропами отправлялись к русалкам, мавкам и болотникам – ко всем тем, кто внял искре Света, переданной Марьей. К силам Мора являлись и лешие – даже ведаи князя Йергала из города Ольх наведывались в русалочьи чащи.
Не обошлось и без битв – не все навьи были готовы обратиться к Свету по доброй воле. Но желающие выйти из Тьмы, одолеть огонь и обрести свободу постепенно собирались и на Большой Поляне Йолка, и на Великой Поляне всего Леса; и на поляны Миро, Лесограда и других таёжных городов всё больше приходило служителей Мора, последовавших за проблеском Света в своей мёртвой Душе.
Дреф исполнил Слово – полевик не покидал Большой Поляны Йолка – он говорил с навьями, рассказывал им о мире, поддерживая тлеющие угли Света в их душах.
Те дети Леса, кто не отправился в сумеречное межмирье к служителям Мора, тренировались в воинской науке и ворожбе – кто знает, какое ещё испытание явит тёмное будущее и удастся ли отвратить войну.
И когда бор оделся в траур снега, на Великой Поляне собралось грандиозное войско, которое не видели ни волхвы сварогинов, ни ксаи колосаев. Но люди – дети Богов – чувствовали его силу – силу леших, вил и берегинь, силу русалок, мавок и болотников – детей Леса, что объединились, дабы защитить свой дом.
Когда же долину Вольхова потрясла великая битва при Ровновольске, сокрытое от человеческих глаз таёжное воинство подошло к кромке южного леса – к тем землям, где должно вспыхнуть пламя священного огня.
Впереди всех ждали битвы навьи, во главе которых была Марья – русалка, вновь облачившись в одеяние из хвои, вглядывалась в серый заснеженный бор, за которым белело поле и высились далёкие горы. Марья крепко сжимала в руках тояг и нож, и Чёрный Дрозд кружил над нею.
Глава 5. Да померкнет пламя
Хороксай Ильвасар, обернувшись Птицей Духа, летел прочь от сражения, что разливалось по земле болью и кровью: войска подле полыхающей огнём границы Нового Каганата рассыпались чёрным жемчугом по белому снегу под холодным взором молчаливых гор.
Утлуг и Хизр остались позади; сизый орёл взнёсся над белой лесостепью и увидел идущее с востока войско северян.
Ильвасар не мог позволить, чтобы северная армия атаковала Новый Каганат – орёл опустился в огонь Хорохая, что хранил завоёванные ханом земли, и стал им. Хороксай содрогнулся от неистовой боли, когда его тело, оставшееся лежать в покоях в Хизре, опалилось, приняв на себя всю мощь священного огня.
Невзирая на пожирающее и Дух, и тело пламя, Ильвасар зашептал Слова, что были услышаны остальными ксаями, – все, кто умел призывать Птиц Духа и не отправился воевать за Улад, вторили хороксаю. Голоса ксаев сливались в унисон и низкой песнью летели над огнём Хорохая, отчего пламя разгоралось.
