– Ты чего? – одёрнул его Иван, но Ратибор не ответил: он прильнул к бойнице, изо всех сил стараясь рассмотреть странный туман… Нет… На горизонте был не просто туман – нечто неясное, леденящее душу, соединило небо и море.
– Ратибор! – окликнул его ловчий, остановив отряд. – В строй!
– Там что-то есть! – сказал Ратибор, обернувшись к стражникам. Но Ачим не успел ответить: с ближайшей дозорной башни раздался звук горна, возвещающий об угрозе с моря.
От услышанного замер даже Ачим.
Тревожный звук беды прокатился по Солнцеграду, и город тут же застыл в предчувствии дурного: стражники, несущие дозор на улицах, невольно останавливались, торговцы умолкали, а ремесленники покидали мастерские, дабы выйти на улицу, чтобы самим увидеть, как рухнули небеса.
Горну ответил другой – громкий и протяжный, что подтвердил опасения сварогинов.
Весть о беде, явившейся с Севера, разливалась по Стольным Островам голосами горнов.
Забыв об обязанностях, витязи, даже Ачим, подбежали к бойницам, дабы воочию увидеть угрозу.
Туман, который привлёк Ратибора, теперь походил на призрачную волну – не из воды, а из неясного густого мрака, – что катилась следом за идущими на всех парусах судами. Кораблей было три; впереди плыло гордое и мощное судно с раскрытыми белыми ветрилами… Странно. Даже с такого расстояния видно, что корабли не иноземные, или они только хотели таковыми казаться? И что это за тьма, волной устремившаяся за ними?
– Это что такое? – подал голос Борислав, и Иван строго на него посмотрел. Но юный витязь не обратил на товарища внимания. – Что-то, кажется, ужасное, – продолжал бубнить. – Три корабля тянут какую-то ворожбу?
– Ворожбу? – повторил кто-то, и это слово прокатилось по всему отряду, словно звук горна по Солнцеграду.
– Ворожбу, – кивнул Ачим, не отрывая взора от моря. – Угроза с Севера настигла нас, – проговорил в рыжую бороду. – Мор бы их всех побрал…
Угроза Севера летела на всех парусах, и каждый, кто видел странное явление посреди белого дня, невольно замирал. Тёмное марево, следовавшее за кораблями, и завораживало, и пугало.
На стенах стольных городов строились стрелки; закрывались врата; люди на выселках, ютившиеся в плавучих городах, поспешно укрывались в деревянных хатах, надеясь, что сие хоть как-то убережёт.
Корабли приближались: стена тёмного тумана за ними возрастала, будто скала, набирая мощь, – чем ближе были корабли, тем плотнее сгущалось за ними нечто. Кто-то от страха пробовал стрелять дальнобойными стрелами, но они не причинили ни кораблям, ни туману вреда, и суда продолжили плыть с невероятной скоростью.
Когда корабли достигли городов, они не причалили – проплыли мимо, и дозорные смогли разглядеть, что суда действительно сварогинов. Но радоваться не спешили – туман, следующий за кораблями, погрузил Стольные Острова в ледяной мрак, скрыв собой и солнце, и голубое небо. Кто-то даже подумал, не спасаются ли суда бегством от странного морока? Но лютый, почти зимний холод, отогнал мысли – в Солнцеграде разом погасли все огни: и небесные, и золотые. Ледяной дух ветром пронёсся по столице, разливаясь по домам, заглядывая даже в наглухо запертые клети, сковывая инеем недавно распустившуюся зелень.
Корабли проплыли мимо островов, укрыв их ледяной тьмой, и причалили к Мореграду. Причалили слишком уверенно – на полном ходу взойдя на берег, будто море само выбросило их.
* * *
Великий хан опустился на княжеский престол Мореграда – после взятия твердыни Абдай первым делом восходил на её трон, дабы закрепить свою власть перед Тенгри и людьми, которые приносили хану присягу. Тех, кто не желал клясться в верности, как Родим и Людевит, Абдай либо казнил, либо пленил Птицу Духа северянина, если тот был пригоден для боя.
Тевур и хороксай Чакре встали по правую руку великого хана, а Мулак и Адар – по левую. Рядом с престолом расположились и Ворон, и Станислав – оба уже вполне связно говорили на илаче – языке Степного Дола, а теперь и Нового Каганата. Абдай, как и Тевур, старался постичь сложную речь сварогинов, и, как полагал Станислав, у ханов уже недурно получалось.
Абдай хмуро оглядел престольный зал, который напоминал ему все другие престольные захваченных княжеств. Перед великим ханом склонили головы и ханы, что вели войска вместе с ним, и воины сварогинов, сражавшиеся за Новый Каганат по своей воле и нет, и пленные мореградцы, которых заставили преклонить колени силой. Перед Абдаем стоял на коленях и князь Мореграда – Огнедар, что когда-то давно был вторым веденеем Кудеяра. Пленный муж исподлобья смотрел на мощного Абдая, взирающего на бывшего правителя сверху вниз. Великий хан мог приказать Чакре пленить Птицу Духа и этого человека, но Абдай и так слишком часто отступал от заветов Тенгри в этой войне.
– Ну, что же ты молчишь? – не выдержал Огнедар. Князь не был витязем, как Кудеяр, он был учёным веденеем, привыкшим к мирной жизни, и страх, разливавшийся холодом по телу, разгонял кровь и толкал на безумные речи. – Если желаешь казнить – так казни! – прокричал Огнедар, продолжая безумно смотреть на Абдая. – Тебе, колосай, я не покорюсь!
Абдай устало вздохнул – сколько он слышал подобных речей… И не только от северян, но и от колосаев – во времена своей юности, когда сытый Степной Дол раздирали междоусобицы. Абдай и сам однажды стоял на коленях перед престолом хана, погубившего весь его род, отца и мать… выжили только он и Тевур. И тогда Абдай поклялся вырваться из рабства, отомстить обидчику и занять его место; всеми силами оберегал Тевура и сделал из него достойного воина.
Абдай молча смотрел в серые глаза пленника, и вся его долгая жизнь пронеслась перед глазами – в ответном взгляде Абдая не было жалости. Мир несправедлив, и выживает сильнейший – эту науку хан выучил с детства. Эту науку надобно усвоить всем.
– Если ты желать смерть, я не мешать, – наконец ответил Абдай. – Но смерть желать никогда не поздно. Жить – уже не вернуть.
Огнедара перекосило от слов хана – мало того, что сидит на его троне, так ещё и над священной сваргоречью глумится таким говором!
Чакре глянул на великого хана, который продолжал хмуро взирать на пленного. Хороксай всякий раз дивился духу северян, но дух Абдая его восхищал всё больше. Пытаться отговорить пленного от смерти!
Но не успел Огнедар ответить великому хану, как в престольном зале разом потухли все свечи и факелы, померк даже синий огонь, который, как уже знали колосаи, северяне именуют Сварожичем. По залу прокатился встревоженный шёпот, и ледяным порывом ворвался ветер – холодный, будто зимняя вьюга. Ворон и Станислав воззвали к Сварогу.
– Это Боги явились по ваши души! – вскричал Огнедар, гневно глядя на Абдая, который уже не смотрел на него. – Они изгонят вас!
Абдай не снизошёл даже взглянуть на бывшего князя Мореграда – хан обернулся к настороженному Чакре и пробасил на родном илаче:
– Что явилось к нам, хороксай?
