Чакре не мог ответить великому хану: холод разлился по его телу ознобом и невольным, почти животным страхом. Чакре никогда прежде не чувствовал подобного. Серебряный Ястреб чуял духом – сие не Боги северян.
Не успел хороксай вымолвить и слова, как двери престольной с грохотом распахнулись, и в зал вломился ловчий ксай Тохагу. Стража не смогла удержать его: лицо колосая было так перекошено от ужаса, что никто из присутствующих, даже великий хан, не посмел остановить Тохагу.
– Смерть пришла с моря! – закричал он, указывая руками на двери. – Гибель с Севера! Они убивают всех! Они…
– Кто они? – прорычал Абдай так, что Тохагу умолк. Хан велел бы наградить ловчего плетьми за подобное, но…
– М-мёртвые, – заикаясь, промямлил Тохагу. Руки колосая дрожали, зубы стучали, а глаза он безумно таращил. – М-мёртвые выходят из моря…
В престольной воцарилась звенящая тишина.
Огнедар не понял, что сказал явившийся, но, судя по всему, случилось нечто ужасное. С ужасом переглядывались все – и северяне, что понимали илаче, и южане.
– Да что ты несёшь?! – гневно прорычал Абдай, старательно отгоняя все чувства духа.
Но тут двери зала распахнулись вновь, и вбежали вооружённые воины – несколько сварогинов в доспехах орды и несколько колосаев. Все были белые, как снег, с выпученными от ужаса глазами.
– В-великий х-хан, из моря вышли… – заикаясь возопил старшина – высокий молодой колосай. – Люди не справляются – ни наши, ни их! Сама Тьма явилась из Нижнего Мира! – Колосай даже забыл поклониться хану.
– Вас всех Тьма попутала?! – Абдай поднялся с трона и, не обращая внимания на притихшего от непонимания Огнедара и взволнованных подданных, прошёл весь тронный зал, малый приёмный и вышел на балкон-гульбище, что опоясывал княжеский терем, да так и замер. Свита и воины, проследовавшие за великим ханом, застыли тоже, Ворон схватился за сердце, а Станислав забыл о Богах – всех, даже искушённых в битве мужей, сковал не страх… сие чувство было куда глубже и холоднее – люди видели то, что не должно существовать, однако оно, вопреки всему, существовало.
Огнедар, которого, закованного, приволокли следом, едва не отдал душу Птицам.
С высоты балкона княжеского терема Мореград был виден хорошо, как и его порт, в котором творилось нечто безумное… Ещё не остывшая от кровавой битвы земля покрывалась инеем под стопами выходящих из вод умертвий. Обезображенные, они являлись из моря и бросались на людей – на всех – и на южан, и на северян – без разбора. Мёртвых не брала сталь – они набрасывались на живых, будто звери, вгрызаясь в них, либо разрывая руками… На мели стояли три корабля в окружении чёрного тумана, что грозным облаком вздымался до затянутых смольными тучами небес.
– Кого они призвали, побери их Тьма, – первым опомнился Абдай.
– Великий хан, мёртвые убивают и их тоже, – заметил Чакре.
– Это пока, – прищурился Абдай. – Помнишь, что было в тайге? – Абдай так посмотрел на Чакре, что тот невольно отпрянул. – Не северяне, говоришь? Вновь?! – гневался хан, и Чакре подумал, что сейчас Абдай может быть куда опаснее мертвецов. – Созови всех Птиц Духов, ксай! Воспойте огонь сколько можете, сделайте всё, но изгоните этих тварей к Тьме!
– Слушаюсь, – поклонился Чакре.
– Тевур! – рыкнул Абдай, обходя хороксая. – Созвать войска! Немедля!
Тевур повиновался – но рог не прозвучал, дабы не привлекать мертвецов, – Чакре воззвал к воинам по приказу Тевура.
– Вы поплатиться за Тьму! – рявкнул Абдай перепуганному до полусмерти Огнедару. Хан подошёл к пленному, который даже не смотрел на него: всё внимание князя сосредоточилось на творящемся в городе ужасе. – Кого призвать твой волхв? – Абдай схватил князя за грудки, и тот, с трудом оторвав взор от бойни в порту, перевёл безумный взгляд на Абдая.
– Великий хан, волхвы не призывают Тьму, – едва промямлил он, и Абдай отпустил его.
– Тьфу, – сплюнул великий хан и, проверив в ножнах меч, покинул терем.
* * *
Злата поднялась на палубу: «Благосвет» плыл на всех парусах под пронзительным солнцем; впереди на фоне ясного неба проступали величественные очертания Стольных Островов, связанных между собой грандиозными мостами. В высоком небе парили белые чайки. Как же она давно не видела родные края…
Царевна, стоя на полуюте, оглянулась: работа на корабле кипела, её отец стоял на шканцах рядом с капитаном Чернеком и кормщиком Гудиславом – статная чёрная фигура в развивающемся плаще. Подле Драгослава находился и Бронимир.
Почувствовав на себе взгляд дочери, Драгослав обернулся и, улыбнувшись, поднялся к ней. Бронимир оглянулся на Злату и поклонился царевне, но остался рядом с капитаном.
– Я велел волхвам воззвать к внукам Стрибога, – мягко сказал Драгослав, встав рядом со Златой. – Мы скоро будем на родной земле.
Злата кивнула и улыбнулась: стоило царевне оказаться рядом с отцом, как тревоги, страхи и тяжёлые думы отступали.
– А если колосаи… – начала было Злата, но Драгослав, улыбнувшись, мягко перебил её:
– Колосаи захватили Мореград, – спокойно ответил Кощей, и Злата с ужасом посмотрела на отца. Драгослав положил руку на плечо царевне: – Я освобожу землю сварогинов, – уверенно произнёс он, чуть улыбнувшись. – Нам колосаи не страшны, моё войско не знает ни пощады, ни усталости.
Услышав слова отца, Злата насторожилась, но Драгослав, ощутив настроение дочери, про себя прошептал Слова, и у царевны отлегло от сердца.
– Дочь моя, скоро ты увидишь наше с тобой войско, – заверил царевну Кощей и, чуть отойдя от Златы, зашептал.
Слов Драгослава не было слышно, только воздух подёрнулся едва видимой вязью ворожбы, от которой веяло первозданным холодом. Кощей шептал, и Слова, уплотняясь, поднимались ввысь и ложились на море – из сгустившихся в воздухе узоров проступала мгла. Будто с небес на море опустилась лёгкая дымка, что постепенно становилась всё более осязаемой, набирала силу и даже отвечала Кощею шелестящей Песнью, от которой у Златы невольно замерло сердце. Звенящая Песнь, окутывающая мир тьмой, вторила Бессмертному заупокойным голосом, едва слышным, но пробирающим до костей. Голосом, лившимся из другого мира.
Шёпот Кощея становился всё более ледяным, Песнь набирала силу, и море ответило глухим рокотом…
Затаив дыхание, смотрела Злата на то, как два следующих за «Благосветом» корабля почти скрылись в густом мраке, что возрос стеной между потемневшим морем и небом, опуская на мир холод и мрак… Резкий порыв ледяного ветра потушил на «Благосвете» Сварожич, и Драгослав открыл глаза.
– Наше войско следует за нами, – улыбнулся он, глядя на Злату, что не могла вымолвить и слова. Странное чувство горького разочарования и невыразимой утраты вновь холодило душу, словно дыхание Нижнего Мира, летящее за кораблями. Мертвецы. Царевна и сама хотела обратиться к навьям, но… Злата смотрела на улыбающегося ей Драгослава, и снова, как тогда, на далёком Севере, не могла узнать в нём отца. Те же черты, та же полуулыбка, тот же наклон головы… но не он. Человек, стоящий перед ней, не был Драгославом. Карие очи, сделавшиеся теперь чёрными, смотрели холодно и безразлично. Ледяная мысль пронзила, будто стрела, но тут же исчезла, стоило Кощею взять за руку дочь и мягко прошептать:
