– Но мы не вместе пошли на это, ведь так? Потому что Рут, святая дарительница жизни, – Адам сложил ладони вместе и закрыл глаза в притворном благоговении, – тайно совершила чудо. Самостоятельно.
Рут зашла в комнату и остановилась в одном шаге от него.
– Адам, – прошептала она, – пожалуйста, очень тебя прошу, хватит! Я так больше не могу! Прости меня, что не сказала тебе то, что просто не могла сказать.
Адам открыл глаза, и Рут увидела, что они красные.
– Как ты вообще могла так поступить?! Разрушить все то, что мы с тобой так долго строили! – закричал он и хлюпнул носом.
По лицу Рут катились слезы. Она вытянула руки и положила их ему на плечи. Адам заколебался, а затем схватил ее и прижал к себе. Он весь дрожал.
– Пожалуйста, прости меня.
Отвыкшие от прикосновений, они стояли, вжавшись друг в друга, и не знали, что делать дальше.
Адам прошептал ей в волосы:
– Больнее всего из-за обмана. Если мы начнем сначала, между нами больше не должно быть тайн, Рут. И лжи. Понятно? – Рут выдохнула, и впервые за несколько месяцев ее плечи расслабились. Она кивнула Адаму в грудь, но он отодвинул ее и заглянул ей прямо в глаза. Лицо у него было бледное и пугающе серьезное. – Поклянись.
– Больше никаких тайн и лжи, – отчеканила Рут. – Клянусь.
* * *
Рут приготовила омлет по-испански и овощной салат. С того дня, как Адам вернулся с футбольного матча, они впервые ели вдвоем. Рут дышала полной грудью, а Адам был ужасно вымотан. Он предупредил ее, что не сможет моментально вернуться к прежнему состоянию и еще какое-то время поживет в комнате наверху. Не стоит торопиться. Рут улыбнулась. Пусть приходит в норму столько времени, сколько потребуется, – она никуда не денется. Адам признался, как сильно по ней скучал и как тяжело ему далось это отчуждение, особенно на Рождество. Он сказал, что она была неотразима, и спросил, как она себя чувствует. Рут ответила, что ей стало намного лучше: она снова начала бегать и работать в полную силу. Рассказала о ссоре с Беллой и о том, как надеется, что со временем все наладится.
Когда они закончили есть, Рут глубоко вздохнула и сказала:
– Раз уж мы решили полностью открыться друг другу, я должна сказать тебе еще одну вещь.
Адам удивленно посмотрел на нее.
– Ты сказал, что между нами не должно быть тайн, и я вспомнила, как сделала кое-что, что может тебя очень сильно рассердить. Но я пошла на это ради Лорен. Надеюсь, ты меня поймешь. – Рут посмотрела на него умоляющим взглядом, но Адам молчал. – Так вот, у Управления по оплодотворению и эмбриологии человека масса дурацких правил и рекомендаций для тех, кто решил вынашивать чужого ребенка, поскольку в первые месяцы жизни малыша, пока Лорен и Дэн не получат родительские права, формально мы с тобой… – она запнулась.
– Законные родители ребенка, которого ты вынашиваешь, – четко проговорил Адам, как будто выучил эти слова наизусть. – И кстати, Рут, это никакая не формальность, а закон.
Рут поняла, что ее загнали в угол. Ну конечно же, он знает закон о суррогатном материнстве, разве могло быть иначе?
– В общем, в клинике Маринелла мне давали документы, которые, по идее, должны были подписать мы оба, давая свое согласие.
Адам скрестил руки на груди.
– И, как я понимаю, ты пустила в ход свой дар убеждения, уговорив их забыть о моем мнении? – Он снисходительно ухмыльнулся. – Я прав?
Рут захотелось сбежать из комнаты или упасть в обморок. Она потупила взгляд, рассматривая свои руки, и призналась:
– Я подписала согласие.
– Это я уже понял, – сказал Адам, будто консультируя клиента, который явно темнит. – Но ты же сказала, что бумажки было две: одна для тебя, другая для меня. И что, они услужливо согласились забыть про мою? Не волнуйся, это не проблема. Я разберусь еще до того, как мы передадим права.
– Честно говоря, – еле слышно произнесла Рут, – я подписала обе. За тебя. Вот, как-то так… – На одном из ее пальцев торчал заусенец. Она оторвала его и наблюдала, как из раскрытого ногтевого ложа сочится кровь.
В конце концов долгая тишина заставила ее поднять глаза к его лицу, которое превратилось в потускневший серый камень.
– Ты подделала мою подпись? – сказал он настойчивым шепотом, четко выговаривая каждое слово.
– Ну, не один в один, но…
Адам перебил ее, заговорив гораздо громче и едва сдерживая гнев:
– Чтобы ты знала, это очень подлый и аморальный поступок с твоей стороны – ты плюнула на мои права и растоптала. Ради всего святого, я же барристер и попал в шорт-лист для собеседования на пост судьи! На моей репутации не должно быть ни пятнышка! Но я женат на женщине, которая готова бездумно поставить мою подпись на имеющем юридическую силу документе, если этого требует цель. – Он посмотрел на нее, прищурив глаза, и покачал головой. – Судя по всему, ты свела мои шансы к нулю. Но тебе ведь опять все равно, да?
Рут вздрогнула.
– Адам, прости. Ты даже не волнуйся, мне нужно было расписаться всего один раз, и получилось точь-в-точь, как у тебя! Никто даже не догадается.
Адам схватился за голову. Какое-то время он сидел молча, и вдруг прозвучал его бурлящий эмоциями голос:
– Ты даже не понимаешь! – крикнул он, глядя ей в глаза. – Все! Я так больше не могу! Я устал разгребать за тобой то, что ты наворотила!
Адам вышел из кухни и поднялся по лестнице. Рут слышала, как он ищет на чердаке чемодан и ходит из комнаты в комнату, собирая свои вещи.
* * *
Шейла приехала на следующее утро в восемь – с цветами и завтраком. Накануне вечером, возвращаясь из театра, она получила безумное сообщение от Рут, но не смогла до нее дозвониться. Рут проводила ее в гостиную и во всех красках рассказала ей о разрыве. Когда ее монолог закончился, Шейла сказала:
– Ты стала… не знаю… спокойнее что ли? Неужели смирилась?
– Я разбита, – сказала Рут, оторвав полоску от булочки с изюмом. – Не ожидала, что он действительно уйдет. С другой стороны, он неделями меня игнорировал, не считая странных, тщательно продуманных упреков, поэтому со временем я просто перестала что-либо чувствовать. Я годами терпела то же самое от матери, и меня это закалило.
– Я помню, – подтвердила Шейла. – Но твоя мать была злой и несчастной. Адам же – хороший человек, который очень страдает.
Рут сидела с набитым ртом, но кивнула, и на глазах появились слезы.
– Знаю, и я была так счастлива те два часа, когда мы вели себя как раньше: разговаривали, обнимались, смеялись. А потом… – Она замолчала, вытирая слезы со щек.
– Моя хорошая, – заговорила Шейла и потянулась к ней.
– Нет-нет, не надо, – отмахнулась Рут. – Если бы я сказала ему в тот вечер, когда он узнал о беременности, он бы даже внимания не обратил, зато теперь, – сказала она, горько усмехнувшись, – видите ли, жена, причастная к подделке документов, портит его резюме. И ведь это никогда не вскроется! Вот в этом-то вся и беда Адама: он зацикливается на принципах и не видит дальше своего носа. Он такой… – Она задумалась, пытаясь вспомнить слово “негибкий”.
