Она резко высвободилась:
– Нет! Я хочу знать, почему они отказываются нас видеть!
– Сильвэн вовсе не сказал, что не хочет нас видеть, – возразил Давид. – Он всего лишь сказал, что им пока надо побыть одним. И мы должны уважать это желание. А сейчас давай-ка пойдем домой.
Решимость Давида возымела действие на Летицию: выйдя из дома всего несколько минут назад, они уже возвращались, потрясенные короткой встречей с Сильвэном.
В течение следующего часа она без конца перебирала в уме все, что он ей сказал, вспоминала каждое движение, каждое слово, каждый взгляд. И чем больше она об этом думала, тем больше убеждалась, что горе и скорбь были не единственными причинами внезапной холодности Сильвэна.
Тут было что-то еще.
И это «что-то» блуждало в ее сознании, такое же едкое и разрушительное, как предчувствие допущенной ошибки. Невозможность это сформулировать действовала ей на нервы. Тысячу раз она бралась за телефон, чтобы поговорить с Тифэн, прояснить ситуацию и уверить ее, что их дружба нерушима… И тысячу раз отсоединялась, даже не набрав номера и понимая, насколько ее переживания несравнимы с той мукой, которую должна побороть подруга.
И тогда, впервые после трагедии, Летиция перебрала в памяти все, что произошло. Первое, что пришло ей на ум, был вопрос, столь же простой при постановке, сколь пугающим получался ответ: как могла Тифэн оставить шестилетнего больного ребенка одного в комнате, где настежь открыто окно? Эта мысль настолько перевернула все у нее внутри, что она еле успела добежать до туалета, чтобы отдать то немногое, что было у нее в желудке. Это не принесло никакого облегчения, разве что она начала догадываться, в чем причина странного поведения Сильвэна. Как сможет Тифэн справиться с невыносимым чувством вины, с тем, что, в сущности, сын погиб из-за нее? Что это было: неосторожность, рассеянность, беззаботность? Какова бы ни была причина такого необдуманного поведения, Летиция поняла, что в глазах подруги она была единственным свидетелем ее преступного упущения. И поэтому теперь она стала для Тифэн живым воплощением ее вины.
Как пережить такое испытание?
Несмотря на весь ужас этих размышлений, Летиция все-таки почувствовала некоторое облегчение после проделанного анализа. По крайней мере, ей было понятно, почему Тифэн и Сильвэн не хотели и не могли встретиться с ними сейчас.
Давид, как всегда, был прав: единственное, что сейчас можно сделать, – это дать им время.
* * *
– Можно мне пойти поиграть к Максиму?
Летиция вздрогнула. Она бросила на сына озадаченный взгляд, не зная, какую тактику выбрать перед искренней детской наивностью.
– Мило, я… Ты помнишь, что мы с папой говорили тебе сегодня утром о том, что случилось с Максимом?
Малыш опустил голову и пробормотал что-то неразборчивое. Она нежно взяла его за подбородок и попросила повторить.
– Я не говорил, что хочу поиграть с Максимом, я сказал, что хочу поиграть у Максима, – проворчал мальчуган.
Эта просьба, по меньшей мере неожиданная, совсем сбила ее с толку.
– Это невозможно, мой милый…
– Почему?
– Потому… потому что из-за того, что случилось вчера, Тифэн и Сильвэн очень опечалены, и они хотят побыть одни. Понимаешь?
Вместо ответа Мило расплакался. Потрясенная Летиция взяла его на руки и попыталась утешить, укачивая и говоря ласковые слова.
– Поплачь, мой маленький, – тихонько приговаривала она, – поплачь, и станет легче, не надо держать боль в себе…
Она прижала сына к себе, сама помертвев от боли, и в то же время с облегчением, что он, наконец, эмоционально отреагировал на ситуацию. Утром, когда они рассказали ему о Максиме, ее взволновало отсутствие реакции у Мило, и она была почти разочарована, что не может облегчить страдания, которых нет.
А теперь она, наконец, почувствовала, что на что-то, да пригодится.
– Максима нам всегда будет очень не хватать, – говорила она, сильнее прижав к себе всхлипывающее тельце. – И никто не сможет его заменить. И я обещаю тебе, мой любимый, что со временем тяжелый камень упадет с души. А потом и совсем исчезнет. Но это не будет означать, что ты не любишь Максима, это будет означать…
– Нет у меня никакого камня, – произнес мальчуган между двумя всхлипами.
– Может, и нет, раз ты так говоришь, но я знаю, что тебе плохо. И мне тоже плохо, котенок, и папе тоже. Это нормально. Ведь мы все очень любили Максима.
– Я не поэтому хочу пойти к нему поиграть, – заявил Мило, вытирая глаза.
– Тогда почему?
– Мне надо поискать Тилапу.
– Тилапу? Тилапу остался у Максима?
Тилапу был тряпочный кролик с длинными ушами, одетый в джинсовый комбинезончик и бейсболку. Мило нравилось с ним играть. Он был не самой дорогой и даже не самой любимой игрушкой, но ребенку было достаточно того, что Летиция закрывала глаза и вздыхала, когда он качал головой.
Не было редкостью, что мальчишки давали друг другу свои игрушки или забывали их друг у друга, когда были еще совсем маленькими. Ничего особенного в этом не было. До сих пор они что-то теряли, путали или забывали, но это обычно оставалось без последствий. Если кто-то из них хотел вернуть себе игрушку, матери созванивались, и через несколько минут маленький владелец получал свое сокровище.
– Я хочу Тилапу, – ныл Мило.
Летиция сочла, что будет неправильно звонить Тифэн и просить ее найти игрушку в комнате сына, погибшего только вчера, и уж тем более ее принести.
– Послушай, Мило, я обещаю, что принесу тебе Тилапу, но не сегодня.
– Но ведь Тилапу мой! – запротестовал он тонким, срывающимся голосом, глядя на мать непонимающим взглядом.
– Я знаю, мой хороший. Но я действительно не могу сейчас пойти и найти его. Надо немного подождать.
При этих словах подбородок мальчугана снова задрожал, и по щекам потекли потоки слез, что опять разбило сердце Летиции и заставило ее уверенность пошатнуться. А что, если действительно позвонить Тифэн? Пусть Тилапу станет предлогом поговорить с подругой, атаковать ту преграду, которую выставило страдание, как лечат перелом: это больно, но иначе нельзя.
– Успокойся, мой маленький, – повторила она, вытирая ему слезы. – Я что-нибудь придумаю.
Собрав все свое мужество, она подошла к телефону.
Потом медленно набрала номер Тифэн и Сильвэна.
Однако, как только прозвучали первые гудки, она почувствовала, как ее охватывает паника. Что сказать подруге? Какие выбрать слова? Как оправдать навязчивое желание увидеться, уже граничащее с остервенением?
Гудки следовали друг за другом, одинаковые и равнодушные, продлевая мучение Летиции. Сердце у нее выпрыгивало из груди, потом она поняла, что больше не хочет услышать голос Тифэн и это молчание в трубке тоже слышать не хочет. Они были дома, и эта уверенность только увеличивала страдание.
