– Нам надо поговорить! – резко заявил он, сам не ожидая от себя такого тона.
Вторжение Давида и его тон Тифэн восприняла как нападение. Заняв оборонительную позицию, она выпрямилась и свирепо оглядела его с головы до ног.
– Убери ногу, Давид, или я вызову полицию.
– В самом деле? – язвительно поинтересовался он.
– Без малейшего колебания.
Давид оценил степень ее непреклонности и понял, что она уже давно миновала ту стадию возбуждения, когда человек еще в состоянии здраво рассуждать.
– Где Сильвэн? Мне надо с ним поговорить! – сделал он еще попытку.
Вместо ответа Тифэн сунула руку в карман, вытащила мобильник и помахала им перед носом Давида.
– Если через пять секунд ты не уберешь ногу, я зову полицию. Время пошло.
– Я понимаю, что смерть Максима нестерпима, Тифэн, но…
– Четыре секунды.
– Ты не имеешь права делать Летицию ответственной за то, что произошло, – невозмутимо продолжал он.
– Три секунды.
Давид с болью посмотрел на нее. А Тифэн выдержала его взгляд, словно она уже стала бестелесным призраком, перед которым возникло неожиданное препятствие, никакого отношения к ней не имеющее. Прошло еще несколько секунд, она вздохнула и принялась что-то печатать на клавиатуре телефона.
– Да брось ты, Тифэн, – тихо сказал Давид и убрал ногу.
Она бросила на него полный отвращения взгляд и, не отводя глаз, резко захлопнула дверь.
* * *
Оставшись один на тротуаре, Давид стиснул зубы от бессилия, которое оказалось еще невыносимее, чем все бредовые обвинения Тифэн. Он со всех сторон обдумал ситуацию и инстинктивно понял, что в этот момент сделать ничего не сможет, только вернуться домой, к Летиции, успокоить ее, попытаться облегчить ее тоску и, по возможности, удалить яд чувства вины, которым отравила ее сознание Тифэн.
Скрепя сердце Давид повернул назад.
Уже совсем подойдя к своей двери, он поднял глаза на окна второго этажа дома Женьо. В одном из них виднелся чей-то неподвижный силуэт, наполовину скрытый складками шторы. Давид узнал Сильвэна. Весь его вид говорил сам за себя: он пристально наблюдал.
Давид сошел с тротуара, чтобы стать напротив Сильвэна. На секунду ему показалось, что тот сейчас откроет окно и заговорит с ним… Но этого не произошло.
Несколько долгих секунд Сильвэн простоял неподвижно, словно превратился в статую… Оба пристально глядели друг на друга, и Сильвэн опустил голову.
Потом сделал шаг назад и резким движением задернул штору.
Глава 22
Летицию не разбудил ни слабый свет, пробивавшийся в комнату сквозь темные шторы, ни будильник мобильного телефона, как обычно, поставленный на 6:45. Ее выдернуло из сна неприятное чувство, что почему-то не надо вставать. Она нервно пошарила рукой на ночном столике, нащупала телефон и схватила его. 7:10. Тело само, на автопилоте, рванулось с постели в ванную, и только тогда она догадалась задать себе вопрос, отчего не прозвонил будильник, и вспомнила, что сегодня воскресенье.
Летиция провела рукой по лбу и застонала. Рядом с ней сном праведника спал Давид. Он дышал ровно и спокойно, иногда тихонько всхрапывая, и сегодня Летицию это почему-то стало раздражать. И с чего она вдруг так рано проснулась? Все было спокойно, ни один посторонний звук не нарушал уютную тишину воскресного утра…
Вдруг она резким движением села на постели. До нее только что дошло, что на самом деле выдернуло ее из сна. Тишина. Небытие. Пустота.
Смерть.
Обычно ее будили шумные утренние проделки Максима. А сегодня его не было, никто не бегал и не шумел, и это было невыносимо. Летиция не могла, как обычно, постучать в стенку или позвонить Тифэн и Сильвэну, чтобы утихомирили озорника.
Вместо этого она могла только смотреть перед собой неподвижными, широко открытыми глазами, сожалея о том благословенном времени, когда Максим по воскресеньям с семи утра начинал играть в футбол, а воротами ему служила стена, смежная с их с Давидом спальней.
Глава 23
Давид и Летиция не могли решить, уместно ли будет появиться на похоронах Максима. С одной стороны, поведение Тифэн и Сильвэна по отношению к ним ясно говорило, что желанными гостями они не будут, тем более что персонального приглашения им никто не делал. С другой стороны, их отсутствие могло вызвать толки о виновности Летиции, что истине совершенно не соответствовало.
Давид считал, что пойти необходимо, с высоко поднятой головой, никого не провоцируя, но соблюдая собственное достоинство. Летиция со своей стороны опасалась, как бы их присутствие не кончилось скандалом. Она уже ни в чем не была уверена, в том числе и в психическом здоровье подруги. Вопрос был тем более деликатным, что существовал еще и Мило, а Летиции вовсе не хотелось, чтобы он выслушивал безумный бред своей крестной. Как он отреагирует, если Тифэн станет их выгонять? Как объяснить ему, откуда возникли разногласия, разделившие их с лучшими друзьями? Не говоря уже о том, каким горем стала для них смерть Максима: он родился, рос и развивался у них на глазах, они были привязаны к нему и очень его любили, почти как своего ребенка… Не прийти на его похороны было просто немыслимо.
Последний аргумент перевесил все остальные: было решено идти на погребение.
Они договорились, что Давид будет все время настороже, а Летиция во всем будет его слушаться. От учительницы они получили распорядок проведения церемонии: в десять часов все соберутся в траурном зале при кладбище, где родственники, семья и близкие друзья будут прощаться с мальчиком.
Войдя в траурный зал, Летиция заставила себя не искать глазами Тифэн. В последний раз она была в траурном зале, когда хоронила родителей, и тягостная атмосфера этого места сразу сдавила ей горло. Сердце пустилось в такой бешеный галоп, что ей невольно пришлось чуть замедлить шаг. Давид шел сзади и подбадривал ее, тихонько успокаивая и подталкивая вперед. Она храбро продвигалась, стараясь скорее смешаться с толпой, чтобы ее никто не заметил. Но, подойдя к границе скопления людей, она вдруг остановилась.
– Иди дальше, – шепнул ей Давид, – надо подойти к гробу.
Она инстинктивно замотала головой. Все. Дальше она не сможет сделать ни шага.
– Иди вперед! – настаивал он.
– Не могу, – простонала она, посмотрев на него пустым, погасшим взглядом.
Давид взял ее за руку, выдался чуть вперед и, как корабль в кильватере, потащил ее за собой. Она покорно подчинилась. Сзади шел Мило. Когда они добрались до первых рядов, Давид нашел три свободных стула и усадил их.
В центре зала стоял крошечный, сделанный по росту ребенка, гроб, и именно это потрясало каждого, кто впервые на него смотрел.
Летицию до глубины души поразило, что гроб был открыт и маленькое тельце, лежащее внутри, сохранило свою предсмертную позу. Одетый в темный костюмчик, Максим лежал, сложив руки на груди, глаза его были закрыты, а личико дышало таким спокойствием, словно он спал.
