Что же до Тифэн и Сильвэна, то от них остались только бледные тени. Прежде всего это чувствовалось в их поведении. Они сидели, сгорбившись, с потухшими глазами, и если оживлялись, то только чтобы отогнать невыносимую тоску и боль. Иногда кто-нибудь из них начинал фразу и бросал ее, уставившись пустыми глазами в никуда, а когда Летиция или Давид деликатно покашливали или принимались их подбадривать, то нить была уже утеряна и мысль куда-то улетала.
Наконец, разговор зашел об обстоятельствах гибели Максима. Бесцветным голосом Тифэн рассказала, что после полудня температура у мальчика поднялась до 39,5. Она поставила ему жаропонижающую свечку, чтобы сбить температуру, и уложила его в постель. Малыш сразу заснул, и Тифэн просидела возле него еще с четверть часа. В комнате было очень жарко. Солнце било прямо в окна, и, увидев у мальчика на лице крупные капли пота, она немного откинула одеяло. А потом распахнула окно, чтобы малышу было достаточно воздуха. Дыхание Максима стало ровнее, и он, по-видимому, заснул достаточно глубоко, потому она и решила принять душ.
Вот и все. Она действительно решила принять душ.
Закончив свое повествование, Тифэн замолчала и несколько минут сидела без движения, сгорбившись и опустив голову. То, что творилось у нее на сердце, выдавало только судорожное движение, каким она все время потирала руки.
Давид, Летиция и Сильвэн сидели тихо, потом заговорила Летиция. Она рассказала свою версию происшедшего, все, что случилось, пока Тифэн принимала душ. Рассказала подробно, не упустив ничего, кроме одной детали: ей не хватило сил сказать подруге, что Максим, несомненно, находясь во власти лихорадки, все время звал мать. Сейчас, сразу после похорон, эта незначительная деталь вызовет только лишние страдания и отчаяние. Она не утаила, что видела, как мальчик опасно перевесился через подоконник и что-то ей говорил, но она не могла разобрать слов.
Дальнейший рассказ полностью соответствовал действительности.
А потом, чтобы переломить возникшее после трагедии непонимание, которое мучило их всех, она напрямую задала вопрос:
– Ты действительно думаешь, что я могла бы его спасти?
Ответил Сильвэн:
– Ты сделала все что смогла, Летиция.
Она задумчиво покачала головой. Странно, но она не услышала ответа, который хотела услышать.
* * *
Вдруг она вспомнила, что Мило все это время сидел в ванной, и вода, наверное, стала совсем ледяной. Она бегом помчалась наверх и распахнула дверь ванной, но мальчика там не было.
Земля ушла у нее из-под ног.
– Мило! – крикнула она в панике.
Летиция вихрем вылетела из ванной и ринулась в комнату малыша. Он спал, завернувшись в большое махровое полотенце и прижав к себе большого плюшевого мишку. Тем временем, услышав крик Летиции, все прибежали наверх и стали у нее за спиной.
– Все в порядке, все хорошо, – прошептала Летиция. – Он спит.
– Ты совсем сошла с ума, нельзя же так кричать! – пожурил ее Давид. – У меня чуть сердечный приступ не случился!
– Прости. Я очень испугалась. Его не оказалось в ванной, ну, я и подумала…
Она не закончила фразу и, почти помимо воли, посмотрела на Тифэн. У той в глазах была такая мука, что Летиции стало стыдно. Стыдно, что закричала, что испугалась…
Стыдно, что у нее остался сын.
Тифэн отвела глаза и сделала шаг к Летиции. Потом еще шаг. Та инстинктивно попятилась, словно защищаясь. Но Тифэн двигалась дальше и, обойдя ее, вошла в комнату Мило. Подойдя к его кровати, она встала на колени и осторожно, с бесконечной нежностью, погладила его по щеке.
Сама не зная почему, Летиция вдруг почувствовала, как внутри у нее все сжалось, и сделала над собой невероятное усилие, чтобы не попросить Тифэн выйти из комнаты.
«Не трогай его!» – эти слова были готовы сорваться у нее с губ, словно подруга могла представлять какую-то угрозу для ее сына. Что за абсурд! Тифэн была крестной матерью Мило и очень его любила. В этом Летиция была абсолютно уверена. Откуда же возникло чувство скрытой опасности?
Вдруг взгляд ее упал на новую игрушку Мило.
Максим!
Ледяная дрожь прошла по позвоночнику: от страха, что Мило может проснуться и назвать Тифэн имя нового друга, у нее сжалось сердце.
Она тоже вошла в комнату и встала за спиной подруги.
– Оставим его, пусть спит, – сказала она, и в голосе ее прозвучала властная нотка. – Сегодняшние переживания его измотали, ему надо отдохнуть.
Тифэн кивнула и, не отрывая глаз от мальчика, вышла из комнаты.
Затем все спустились вниз.
Глава 28
Дни потянулись обычным чередом.
Жизнь вошла в свое русло, хотя и с трудом, и с напряжением.
После смерти сына Тифэн и Сильвэн просыпались по привычке, рассеянно, кое-как завтракали, словно продолжали жить по чистой случайности. Время распалось на бесформенные куски странного лабиринта, который никуда не вел. А зачем куда-то двигаться? Их жизнь теперь не выходила за пределы ничейной земли и принадлежала к ложной реальности, которая ничем была ни лучше, ни хуже любой другой.
Либо так, либо никак, какая разница?
На шкале психологического страдания есть деление, где боль достигает такой вершины, что любая попытка перевалить эту вершину выглядит утопией. Супружеская пара, начисто выбитая из нормального состояния, казалось, еле теплилась, их мир разбился на тысячи кусочков, таких крошечных, что нечего было и думать их склеить. Да и с чего бы вдруг им в головы взбрела такая абсурдная мысль?
Разбитые сердца, обнищавшие души…
Для Давида и Летиции время вошло в колею, но как-то медленно, вяло, без прежней радости. Они делали все, что положено: просыпались, ели, спали… или мучились бессонницей… Странно, но после того, как Тифэн и Сильвэн сняли с нее все обвинения, в душе Летиции зародилось опасное чувство вины, которое сводилось к одному вопросу: смогла бы она реально предотвратить беду, если бы повела себя по-другому? Полные яда упреки Тифэн мучили ее по ночам. В этих кошмарах наяву она без конца переживала случившееся, пытаясь строить одну за другой разные версии своей реакции. Сначала она бежала в сад, чтобы пролезть через дырку в изгороди, которую мальчишки проделали собственными руками, потом на животе проползала в соседский сад.
И всякий раз она не успевала: Максим уже лежал на камнях террасы.
В следующий раз она представляла себе, что бежит со всех ног, чтобы оказаться под окном мальчугана прежде, чем он выпадет. Напрасный труд: маленькое тельце было распростерто на холодных камнях.
На следующую ночь она пыталась по-другому спасти Максима: подбежать к изгороди и перелезть через нее. На этом она экономила несколько секунд. Победа! Она успевала оказаться возле окна раньше, чем Максим пошатнется. Но, когда он падал в пустоту, она не успевала его поймать. Он разбивался совсем рядом с ней, и этот страшный звук удара преследовал ее до рассвета.
