Сильвэн отказывался что-либо понимать.
– Это… это Стефан Лежандр тебе все рассказал?
Он лихорадочно начал приводить мысли в порядок, но пока еще был неспособен ни на какой другой вопрос.
– Да уж точно не ты! – с досадой отозвалась она.
Он не сводил с нее глаз, тщетно силясь составить себе хоть малейшее представление о том, как дальше разворачивались события.
А Тифэн теперь держалась невозмутимо.
– Что он тебе сказал?
– Правду.
– Говори, что он тебе рассказал, Тифэн!
– Все. Он мне все рассказал: и про профессиональную ошибку, и про то, как ты вмешался, чтобы избавить его от неприятностей, и про подмену рецепта… Вот так мы с тобой и познакомились…
– Но зачем? Зачем он все это стал тебе рассказывать теперь, после стольких лет?
Она пожала плечами, словно речь шла о чем-то незначительном:
– Он был болен, при смерти. Ему хотелось облегчить душу…
– Вот оно что…
Они помолчали, и каждый погрузился во мрак собственных мыслей, в жуткую смесь гнева и страдания. Оба старались понять, до какой степени каждый виновен в глазах другого и имеет ли он право требовать справедливости. У Сильвэна было такое чувство, что его расчленили и разбросали по углам комнаты. От растерянности он не знал, что сказать, энергии, чтобы снова собрать себя воедино, больше не было. Что же до Тифэн, то она черпала законность своих требований в страдании. Наконец она пробормотала надтреснутым голосом:
– Я заплатила дорогую цену: гибель ребенка… А ведь я ни в чем была не виновата!
– О каком ребенке ты говоришь?
– О том, которого женщины носят во чреве. О том, которого твой друг убил своим неправильным назначением.
– Это не имеет к нам никакого отношения…
– О да! За все в конце концов надо платить, Сильвэн! Виновность Стефана Лежандра довела его до раковой опухоли, от рака он и умер.
Сильвэн нахмурился: он не был уверен, что правильно понял ее намек. А потом он вдруг осознал и свою вину, и наказание, и где-то внутри вдруг ясно прозвучало: безусловно виновен! Глаза его возмущенно распахнулись:
– Если ты пытаешься сделать меня ответственным за смерть Максима под тем предлогом, что я просто должен заплатить, все равно как…
– Ничего я не пытаюсь, Сильвэн, – раздраженно прервала она. – Не делай из меня идиотку…
– Тогда в чем дело?
Тифэн немного помолчала, потом уточнила свою мысль:
– Ты уже однажды разбил мне жизнь. Но во второй раз у тебя не получится.
– Жизнь? Какую жизнь? – усмехнулся Сильвэн, перебив ее с раздражением и даже не пытаясь скрыть досаду. – У нас больше нет жизни, Тифэн. Все, что у нас осталось, – это время, которое предстоит прожить. Время, чтобы страдать.
– Однажды тебе уже удалось воссоздать мою жизнь…
– Что же тебе нужно сейчас?
– Я хочу, чтобы все стало как прежде.
Сильвэн изумленно на нее уставился. Напоминание о прошлом, о счастливом времени, которое прошло безвозвратно, больно резануло по сердцу. Он почувствовал, словно ледяной клинок отрезает от него кусочек за кусочком, и эту боль невозможно было выдержать. Он разрыдался и хрипло простонал:
– Это невозможно.
Тогда Тифэн встала, обогнула стол и подошла к нему. Потом почти материнским жестом она прижала его к себе и начала тихонько укачивать, как ребенка. Сильвэн ухватился за нее, как утопающий.
– Все возможно, любимый, – с нежностью прошептала она. – Достаточно просто все начать сначала.
Он поднял на нее глаза, в которых сквозь слезы светилось отчаяние и непонимание.
– Все начать сначала?
– Я хочу еще одного ребенка.
Он застыл от удивления, и слезы сразу высохли. Они долго смотрели друг на друга и впервые после трагедии угадали в глазах друг друга искорку любви, которая угасла вместе с Максимом.
– Ты согласен? – спросила она с надеждой.
Горло у него сжалось, и в ответ он смог только кивнуть.
На этот раз слезы покатились по щекам Тифэн.
Глава 31
Вскоре Тифэн и Сильвэн снова вышли на работу, к огромному облегчению Летиции, которую уже начала беспокоить их долгая апатия. Она по-прежнему их навещала, вернее, навещала Тифэн, потому что Сильвэн почти все время проводил в своем архитектурном агентстве, чтобы разобраться с накопившимися долгами по проектам. По крайней мере, такова была официальная версия.
– Он изматывает себя работой, – пожаловалась Тифэн, когда разговор об этом зашел у них за чашечкой кофе. – Он стал все раньше уходить по утрам и все позже возвращаться по вечерам.
– Он таким образом спасается от отсутствия Максима, – с грустью заключила Летиция.
– А может, спасается от меня.
Летиция отметила для себя это замечание. Она знала, что смерть ребенка зачастую фатально отражается на взаимоотношениях пары, где каждый в глазах другого отражает всю горечь утраты.
– Почему ты так говоришь? – осторожно спросила она.
Тифэн повела плечами, словно эта тема ей уже порядком надоела, а слезы, выступившие на глазах, говорили как раз об обратном.
– Он считает меня виновной в смерти Максима.
Летиция закусила нижнюю губу. Даже если не доводить до упреков в смерти Максима, нельзя все же отрицать, что она допустила преступную неосторожность: шестилетнего ребенка не оставляют одного в комнате с открытым окном. Даже если он спит. Память Тифэн упрекала ее в том, что она оставила мальчишек без присмотра одних играть в комнате Мило, когда они разрисовали друг другу лица.
Свои размышления Летиция оставила при себе.
– Если бы он действительно считал тебя виновной, он давно бы с тобой развелся, – сказала она со всей уверенностью, на какую была способна. – А я вот думаю, что ты сама считаешь себя виновной в этом… несчастном случае.
Вспышка боли и муки, которую она терпела много недель, сверкнула в глазах Тифэн.
– Конечно, я чувствую себя в ответе за его гибель! – вспылила она, и голос ее прервался. – А что, разве нет? Я оставила малыша одного в комнате с открытым окном! Какая мать после такой страшной ошибки может называться матерью?
– Это был несчастный случай! – запротестовала Летиция, потрясенная признанием подруги. – Он спал, и ничто не предвещало того, что он проснется как раз, когда ты уйдешь. Ты хорошая мать, Тифэн, ты всегда была хорошей матерью…
Она замолчала, подыскивая другие аргументы, чтобы ее успокоить.
– И я бы сделала то же самое, – соврала она вдруг с уверенностью, которой вовсе не чувствовала.
