Внезапно Хейзел пришло в голову, что Байрон услышит все, в чем бы Ливер ни сознался, и доложит куда нужно. Бедный Ливер выйдет из своей лачуги облегчиться и наткнется на отряд спецназа.
– На самом деле, забудь, – одернула себя Хейзел. – Со мной такая фишка: не говори мне ничего такого, о чем не хотел бы рассказать всему миру. Не потому, что лично я не умею хранить секреты. Это скорее мой мозг. Долгая история.
Некоторое время они сидели в тишине, свет в лачуге становился все тусклее, Ливер время от времени отрыгивал бутановые пары. Хейзел перебирала про себя разные причины, по которым люди занимаются сексом, причем не все они имели какое-либо отношение к физическому удовольствию. К примеру, продолжение рода, деньги, влияние, вина, месть. Она не чувствовала возбуждения, но ей правда хотелось переспать с Ливером. Во-первых, это разозлило бы Байрона, выбило бы его из колеи. Во-вторых, Ливер был ни капли не похож на Байрона, и ничто не казалось Хейзел более привлекательным, чем общество его противоположности. В-третьих, Хейзел надеялась, что сможет отчасти перенять его уверенность в себе. Если и был в мире человек, просто переспав с которым можно было прокачать умение рубить все вокруг топором, то он сидел рядом с ней.
– Думаю, я готова, – сказала она.
Секс был не ужасен, а по сравнению с последним их разом с Байроном – очень даже ничего (тогда он сказал: «Давай ты не будешь говорить мне, нравится тебе или нет, а я вместо этого буду мониторить твой уровень возбуждения с помощью цифровых датчиков»). В запахе Ливера смешалось многое, и все компоненты были какими-то механическими, поэтому, лежа под ним на спине, Хейзел вспомнила о плоских тележках, на которые ложатся механики, чтобы закатываться под машины, и секс даже стал забавным, как может быть забавно выкатываться из-под транспортного средства, а затем снова закатываться под него, и так по кругу. К текстуре его шрамов тоже было приятно прикасаться, как к различным особенностям суши на рельефном глобусе. Его тело было целым новым миром, и Хейзел могла быть там одна: никакие спутники не вращались вокруг его атмосферы, никакие волоконно-оптические кабели не проходили под землей. У нее не выходило из головы, что скоро Байрон увидит их вместе в своем хрустальном шаре данных, но в течение следующих нескольких часов то, что она совершила, было только ее тайной, и от этого нельзя было не кайфовать.
Позже, укрытая телом Ливера, Хейзел вспомнила одно лето в колледже, когда она и ее подруга Бекка отправились на музыкальный фестиваль под открытым небом. Они не спали всю ночь, закинувшись экстази, а утро продрыхли в универсале ее родителей, припаркованном перед супермаркетом. Была суббота, торговая площадь кишела людьми, и иногда они ненадолго просыпались и видели, как маленькие дети заглядывают к ним в окна, стучат в стекло или сплющивают об него губы рыбкой, – им с Беккой по бессознанке было все равно. Они были сонными экспонатами в человеческом зоопарке: студентки, изредка употребляющие наркотики для развлечения. Они позволяли зевакам приходить и уходить, не обращая на них внимания. Какой-то мужчина постучал в стекло и громко спросил, все ли с ними в порядке и живы ли они там. «Эй, девчонки, я вас еще в начале моей смены приметил, восемь часов назад. Шевельните хоть пальчиком ради меня, а то мне всю ночь кошмары будут сниться о трупах, которые целый день пекутся в раскаленной машине». Но когда они обе открыли глаза, его улыбочка ясно дала понять, что он с ними заигрывает, так что ее подруга Бекка уперлась ногой в стекло, целясь прямо ему в лицо. У нее были впечатляюще большие ступни, и поскольку фестиваль проходил на открытом воздухе и ходили они босиком, ее пальцы были покрыты грязью, как у дикарки, так что, когда она убрала ногу, мужчина уже ушел.
Они были горячими и липкими, и все казалось нереальным. Они совсем заплутали, возвращаясь домой с фестиваля, и наткнулись на убогий зоопарк, где раз в час мужчина с голым торсом боролся в клетке с аллигатором. Они решили остаться и посмотреть, потому что из-за похмелья сюрреалистические вещи казались обычными, а обычные вещи, такие как движение машин и езда по шоссе, пугающими и непонятными.
У борца и рептилии сложилась своего рода близость. Когда дошло до того, что он лежал на аллигаторе, прижавшись к его спине животом и обхватив руками его челюсть, они заметили, что борец что-то ему нашептывает. В глубине души Хейзел даже захотелось быть тем бедным аллигатором, но немного в другой обстановке, хотя мужчина не казался ей привлекательным. Она хотела, чтобы ее обнимали и шептали что-нибудь на ухо и чтобы вес другого человека придавливал ее тело.
Секс с Ливером таким и был. Как будто ты оказываешься настолько близко к дикому зверю, как большинство людей никогда не бывает, и кажется, что опасность на мгновение уменьшается, потому что ты удерживаешь это существо. Не с помощью грубой силы, а выпивкой и сексом. На самом деле из-за всех этих шрамов кожа Ливера и правда делала его похожим на рептилию, из которой можно было бы сделать дизайнерскую сумочку. От левого соска у него почти ничего не осталось. Там было углубление, к которому пальцы Хейзел, естественно, потянулись и, скользнув внутрь, на несколько сантиметров приблизились к его бьющемуся сердцу.
– Есть ли в истории твоей жизни какая-то не противозаконная часть, которую ты мог бы рассказать? – прошептала Хейзел. – Что-то, что нельзя использовать против тебя в суде. Может, что-то из детства.
– Я разошелся с законом в самом раннем возрасте, – сказал Ливер.
– Твои родители еще живы?
– Не знаю, – сказал он. Конечно, поиск по идентификатору Гоголя мог бы сразу разгадать эту тайну.
– И не хочешь узнать? – уточнила Хейзел.
– Нет конечно.
Хейзел обняла его чуть крепче, но не из жалости, а из благодарности. Рядом с ней был человек, которому не нужны были байроновские данные.
11
Когда на следующее утро Хейзел проснулась, у нее в голове созрел план. Она понятия не имела, который час, да и Ливер тоже – оставалось надеяться, что еще не слишком поздно.
Ей нужно было вернуться домой до следующей полуденной загрузки.
– Не мог бы ты подбросить меня до дома и помочь кое-что перенести?
– Тело? – спросил Ливер. Он глянул на лопату в углу лачуги, явно прикидывая, какие инструменты пригодятся для работы.
Хейзел поняла, что вторжение Байрона добавило в ее ежедневное расписание один пункт, под который нужно будет подстраиваться всю оставшуюся жизнь. Осталось ли у нее несколько часов до того, как ее накроет очередным приступом загрузки, или только несколько минут или даже секунд?
– Если меня начнет трясти, а потом стошнит, или я потеряю сознание, или и то и другое, просто пережди, – сказала она Ливеру.
– Ладно, – ответил тот.
В его пикапе рабочих часов не нашлось, но они проехали аптеку, на рекламном щитке которой как раз высвечивалось время – 11:32 – вместе с рекламой каких-то людоедских витаминок с подписью «Жевательные резинки: волосы, кожа, ногти» по сниженной цене. Если повезет, они доедут до папиного дома как раз вовремя.
