Какие еще кошмары могли ее ждать, если она повернется? Может быть, на этот раз любовник и правда спит, но зато рядом с ним бдит призрак ее матери, разгневанной и жаждущей выяснять отношения. «Ты ведешь беспорядочную половую жизнь специально, чтобы мне насолить?» Ее мать была не из Нью-Джерси, но Хейзел заметила, что у призрака слышен акцент; звучало органично. «Или ты так себя ведешь, потому что очень хочешь забеременеть? Я помню, я говорила, что мне хочется внуков чего бы это ни стоило, но я передумала. Конечно, свою жизнь ты уже не изменишь, но теперь я даже не верю, что ты можешь стать хотя бы сосудом. Даже если ребенка заберут у тебя при рождении, на него падет тяжесть твоего проклятья. Несправедливо обрекать крошку на страдания!» Ее отец, к счастью, никогда не будет ей являться в виде призрака. Он бы посчитал это жалким. Загробная форма нытья.
Хейзел испуганно помотала головой и ощутила руку у себя на предплечье. Рука была теплая, живая, ощущалась куда приятнее, чем ледяное касание призрака. Может быть, там был Джаспер, очень виноватый, который хотел сказать, что пытался быть хорошим, но у него не вышло; Гоголь связался с ним и сказал, что умрет либо он, либо Хейзел, и так как Джаспер был привлекательней, забавней и приятней, он решил, что имеет больше прав на жизнь, к тому же Байрон был ее злобным бывшим, а не его, а затем Джаспер вытащит шприц и воткнет ей в руку антиантидот, и чип снова заработает, и она вернется к стартовой точке.
Но это был всего лишь тот аноним, всего лишь его рука. Он встал и ушел, не сказав ни слова. Как она и просила, но это принесло разочарование. Видимо, разочарования избежать невозможно.
Но в целом разочарована она не была. Она получила приятный опыт. Значило ли это, что теперь должно случиться что-то плохое? Может ли хорошее не быть ничем омрачено?
Через несколько недель она подумала было снова воспользоваться сервисом, для подстраховки сняв комнату где-нибудь в другом месте. Но по пути на работу заметила вывеску.
Через дорогу от закусочной, в том ТЦ с пиццерией, открывался магазин Гоголя.
Может быть, просто совпадение?
А что, если нет? Вдруг аноним из сервиса свиданий как-то связан с Гоголем?
Хейзел подошла к стеклу витрины, которое, как она знала, должны были заменить – во всех гоголевских магазинах устанавливали стекла с покрытием, которое нельзя было испачкать или поцарапать; если на такое стекло подышать, следа на нем не оставалось. Хуже всего было то, что эти стекла ничего не отражали. На них нельзя было оставить никакой человеческий отпечаток. Если вылить на такое стекло ведро крови (Хейзел сама видела, как это демонстрировали в лаборатории), то каждая капля отскочит, как миниатюрный красный теннисный мячик. «Невероятно!» – воскликнула Хейзел, когда Байрон показал ей стекло. Она лучилась заинтересованностью и благоговением. «Его никак нельзя разбить?» «Можно, – ответил он. – Но не теми средствами, которые будут у покупателей». Тогда Хейзел замечталась, что раздобудет подходящее орудие, хотя понятия не имела, какое именно – алмазное сверло? – наденет синий парик и отправится разносить один из магазинов, а в критический момент снимет маскировку и закричит в камеру наблюдения: «Я ненавижу Байрона и ненавижу его фирму; я несчастна, и я хочу, чтобы все об этом знали. Если подойти к нему поближе, так, чтобы слышно было дыхание, и прислушаться, вы услышите на вдохе такой резкий звенящий звук, звук, как будто кусочки остриженных ногтей падают на лед, ногтей каких-то грызунов. Любой, кто издает такой звук на вдохе, – страшный человек». Но тогда ее посчитали бы сумасшедшей, и Байрону одобрили бы какую-нибудь психиатрическую опеку над ней, и она никогда больше не покинула бы Центр.
Она не могла поверить, что открытие магазина по соседству с местом ее работы – простое совпадение. Не стоило пускать незнакомца к себе в номер.
Хейзел отработала смену как обычно, но в тот же вечер пошла к миссис Шишке: та сидела за столом в кабинете и слушала ток-шоу по радио, погрузив ноги в большое ведро, в котором раньше была куриная подливка. Ведущий ток-шоу брал интервью у женщины, которая чуть не умерла и утверждала, что успела побывать на небесах. «Там наверху куча телевизоров, – говорила она. – Почти везде, куда бы вы ни посмотрели, будет телевизор, они парят в воздухе рядом с вами, куда бы вы ни пошли. В этом для меня единственный плюс смерти. На небесах я смогу смотреть свои сериалы, пока иду к автобусной остановке. Я почти уверена, что видела там парочку автобусных остановок. К чему нужно привыкнуть на небесах, так это к тому, что никто не разговаривает: там все поют. Даже по телевизору поют. Поначалу кажется, что это чересчур. Я подумала: „Скоро это начнет действовать мне на нервы“. Но голоса там у всех вполне приличные. Через некоторое время я привыкла. Когда я вышла из комы, меня удивляло, что все вокруг говорят. Теперь мы с мужем дома только поем. Я поняла, что мне так приятнее. На самом деле, мне трудно говорить сейчас с вами. Говорить – все равно что улыбаться через силу».
Двери в кабинет не было, поэтому Хейзел постучала о стену. Миссис Шишка сдвинула очки на нос и скептически посмотрела на нее снизу вверх.
– Дерьмо, – сказала она.
– Да. Мне нужно уехать из города, – сказала Хейзел. – Извините, что поздно предупреждаю. Было очень приятно тут работать.
– Очень жаль. Ты не особо умная и прилежная, но тебе точно было некуда больше деться. Я буду скучать по твоему насупленному личику: оно напоминало мне, за что я должна благодарить судьбу. Надеюсь, ты отыграешь назад свою душу или что там тебе нужно. Давай-ка я выдам тебе налом то, что ты заработала за неделю, но с учетом того, что ты поздно сообщила об уходе. Тебе есть на что питаться? Хочешь прихватить с собой один из больших мешков с рисом? Тебе хватит сил, чтобы его унести?
Хейзел приняла и деньги, и рис. Может, ей удастся приклеить его на скотч к туловищу, и тогда он сослужит двойную службу: если кто-нибудь из Гоголя придет за ней во тьме ночи, рис послужит импровизированным бронежилетом. Правда, скорее всего он только замедлит пулю, так что умирать она будет дольше и гораздо более мучительно. Но если они схватят ее и потащат куда-то убивать, возможно, она сумеет залезть себе под рубашку и расковырять спрятанный мешок, и падающие рисинки оставят за ней след на случай, если кто-то станет ее искать. Но никто не станет.
Она вышла и направилась к дому обходной дорогой. Через пару минут она заметила, что за ней следует какой-то мужчина и говорит с кем-то по телефону. Периферийным зрением она смогла разглядеть, что его костюм не был сшит из гоголевской ткани, но мужчина тем не менее от нее не отставал.
Хейзел свернула с маршрута на узенькую улочку. Человек свернул следом. Сердце забилось чаще.
– Ага, – сказал он в свой телефон. – Да. Байрон Гоголь.
Посмотрев в лужу на земле, она попыталась оценить его комплекцию. Высокий и мускулистый. Но ради Джаспера, ради всего, что он, рискуя жизнью, для нее сделал, она должна была постараться изо всех сил.
Хейзел развернулась, размахиваясь мешком с рисом и влепила преследователю по лицу. Его гаджет отлетел и приземлился на землю с громким треском. Она бросилась бежать.
