Остальные тихо перешептывались. Кого-то не радовала перспектива отсиживаться на болотах, пока мы с Аней рисковали своими шкурами. Другие не хотели идти на такой риск и настаивали на том, чтобы сперва скоординировать работу ячеек — а это тоже было непростой задачей с учетом того, что Радамант их не знакомил. Но в целом я был согласен с планом Ани. Сам поступил бы так же.
Да и мне не мешало бы выяснить хоть что-нибудь о Корфе и Ире. Так что все равно все мои дороги вели в Отделение.
И я даже знал, к кому следовало обратиться. Других вариантов у меня не было.
* * *
Гавриил Петрович Бестужев снимал небольшие апартаменты в крайне фешенебельной части Центра. Прямо на Фурштатской, где обитали и высокоранговые чиновники, и послы, и отпрыски знатных родов.
С учетом обстановки идти туда и представляться графом Соколовым для меня было самоубийством. Поэтому при помощи Горького и Ани я разжился несколькими блокирующими фон артефактами и формой пешего курьера.
Удивительно, каким невидимкой становишься, надевая комбинезон с логотипом транспортной компании и фирменную кепку. Люди словно смотрят сквозь тебя. Видят не человека, а функцию. Уборщики, курьеры, водители — люди без лица, без имени. Вхожие почти всюду, но незаметные.
Одна брендированная посылка в руках, как оказалось, могла открыть иные двери не хуже отмычки медвежатника.
— Добрый день, сударыня, — я широко улыбнулся консьержке. — Служба доставки «Сивка-бурка». Конверт под роспись для господина Бестужева.
Классическая пенсионерка в толстых очках отложила вязание и уставилась на меня сквозь стекло.
— Передавайте в окошко, сударь. И оставьте запись в книге визитов.
Я сделал вид, что сверился с записями на планшетке.
— О, сударыня, боюсь, здесь имеет место особая доставка. Посылка с объявленной ценностью, класс «люкс». Обычно такими отправляют особо ценные документы, а порой и ассигнации… Боюсь, я не имею права передавать пакет в третьи руки.
— Юноша, — дама приспустила очки на нос и уставилась на меня взглядом суровой учительницы начальных классов. — Я на этом месте восемь лет, и ни единой жалобы от жильцов. А до этого, да будет вам известно, работала секретарем у самого…
Я прижал пакет к груди.
— Ценю и уважаю, сударыня. Однако же вам доставку не передам! Если нужно, буду дожидаться получателя вот здесь. Прямо на этом месте! Дома ли господин Бестужев?
Консьержка взглянула на часы.
— Разумеется, нет. Человек же работает!
— Тогда буду ждать, — пожал плечами я. — Здесь такая объявленная ценность, что, случись что, мои внуки будут выплачивать страховку.
Вероятно, дама оценила мое упорство.
— Знаете, молодой человек… Без жильца внутрь я вас тоже не пущу. Однако у меня есть номер его рабочего кабинета и секретаря. Могу связаться и уточнить, во сколько Гавриил Петрович планирует вернуться домой. Что вам зря ждать? Может пока другие заказы развезете…
— Буду вам несказанно признателен, — улыбнулся я любезнейшей из улыбок.
Консьержка захлопнула окошко, набрала номер и, кратко переговорив, повесила трубку.
— Сегодня вам повезло, юноша. Гавриил Петрович прибудет примерно через четверть часа.
— Вы — моя спасительница, сударыня!
— Присядьте пока здесь, в холле.
Дама вернулась к вязанию, однако то и дело поглядывала на меня взглядом истинного цербера. Внешность она мою запомнила, но как опишет? В форме, в кепке, молодой человек приятной наружности и с не менее приятными манерами. Не было во мне ничего приметного — просто благообразная рожа. Удобно.
Едва Бестужев появился в стеклянных дверях, я вскочил с пакетом наготове.
— Гавриил Петрович! — позвала женщина. — Вот почтальон, о котором я говорила.
Бестужев скользнул по мне внимательным взглядом и, разумеется, мгновенно узнал.
— Посылка особо ценная, господин. Потребуется заполнить бумаги, — сказал я, кивая в сторону лестницы.
Старый коллега безупречно мне подыграл.
— Конечно, идемте наверх. Нужно сперва проверить целостность пакета. Я уже заждался, если честно. Говорили, привезут вчера…
— Небольшая накладочка, от лица компании приносим извинения. Сами понимаете, фуры стоят на границе города…
Мы наконец-то прошли сквозь турникет и, едва завернули за угол к лестнице, Бестужев припечатал меня к стене.
— Ты что творишь, Соколов? — прошипел он.
— Меня ищут. Как иначе к вам попасть инкогнито? — шепнул я.
— Наверх. Бегом!
Бестужев занервничал. Если бы не блокирующие фон артефакты, я бы наверняка почувствовал его страх и напряжение, но сейчас приходилось читать по лицу. Едва он захлопнул входную дверь квартиры и запер ее сразу на три замка, мы оба с облегчением выдохнули.
— У тебя мало времени. Минут десять. Иначе Аркадьевна зачнет задавать вопросы. Она раньше в Конторе работала, и у нее хобби писать доносы. Так что говори в темпе, Михаил.
— Хорошо, начну с важного, — кивнул я. — Мой друг Воронцов сжег мой дом, убил отца и бабушку и похитил мою сестру. Он служит Великой княгине, которая путем цепочки запутанных интриг устранила всех возможных наследников императорской семьи и явно планирует сконцентрировать власть в своих руках. Государь с супругой и дочерями были живы, когда я видел их в последний раз в Константинополе. Юсупов и Радамант работали на Великую княгиню, и обе организации — ее творение. Достаточно интересная выжимка?
Бестужев слушал меня, даже не моргая. На суровом лице не отразилось ни единой эмоции — у ищеек с этим вообще было туговато.
— Предположим, кое-что мне уже передали из Константинополя.
— Через Любань?
— Через Любань, — ответил Бестужев. — Я знаю, что Корф тебя послал.
— Как мы можем друг другу доверять, Гавриил Петрович? — севшим голосом спросил я. — Почему я должен вам верить? Вы можете хоть чем-то доказать, что не перешли на ее сторону?
Бестужев тихо усмехнулся и прислонился к стене.
— Тот же вопрос могу задать и тебе. Но я тебе верю, Соколов. Знаю, что случилось с твоими. Знаю, что Воронцов стал адъютантом Ксении Константиновны — я все же нахожусь здесь подольше твоего. Но раз ты здесь, значит, клятве не изменил. А я… Слово дворянина, что служу государю Алексею Константиновичу и отдам жизнь за него и его детей. Не знаю, что еще могу сказать, Соколов. Доверие — это всегда риск. И я рискую собственной головой, приняв тебя у себя дома.
Я не был уверен, что этого было достаточно, но Слово дворянина для меня значило многое. Что бы там ни говорили о моих блоках и формировании определенного типа личности, но обещание есть обещание.
