На следующий день, когда Мара спрашивает меня о моей встрече с ее кузеном или кем — то в этом роде, я отвечаю только 'Без происшествий', и я даже не знаю почему. Я не люблю врать, и еще меньше мне нравится врать человеку, который быстро становится другом, но я не могу заставить себя сказать больше, чем это. Две недели спустя я сдаю работу по размышлению в рамках требований курса по водным ресурсам.
Должна признаться, доктор Хардинг, что изначально я думала, что это задание будет пустой тратой времени. Я давно знала, что хочу попасть в НАСА, и так же давно знала, что хочу работать с робототехникой и исследовать космос. Однако после встречи с Йеном Флойдом я поняла, что хотела бы работать, в частности, над оценкой высоты и положения марсоходов. В заключение: не пустая трата времени, или, по крайней мере, не пустая.
За курс я получила пятерку. И в последующие годы я не позволяю себе слишком много думать о Йене. Но всякий раз, когда я пересматриваю видеозаписи, на которых управление миссии празднует посадку Curiosity, я не могу не искать высокого рыжеволосого мужчину в задней части комнаты. И всякий раз, когда я нахожу его, я чувствую, как призрак чего — то сжимается в моей груди.
Глава 3
Острова Шпицберген, Норвегия
Настоящее
— Они сказали, что не могут прислать спасателей!
Мое дыхание, сухое и белое, затуманивает черный корпус моего спутникового телефона. Потому что на Шпицбергене в феврале далеко за минусом по Цельсию. И это утро не стало исключением.
— Они сказали, что это слишком опасно, — продолжаю я, — что ветра слишком экстремальные. — Как бы в подтверждение моих слов, полушипящий звук проникает в то, что я начала считать своей расщелиной.
И если говорить о расщелинах, то это хорошая расщелина, чтобы застрять в ней. Относительно неглубокая. Западная стена хорошо наклонена, достаточно для того, чтобы солнечный свет проникал внутрь, что, вероятно, является единственной причиной того, что я еще не замерз до смерти или не получил ужасного обморожения. Но минус в том, что в это время года свет горит всего около пяти часов в день. И они вот — вот закончатся.
— Лавинная опасность установлена на самом высоком уровне, и никому небезопасно выходить за мной, — добавляю я, говоря прямо в микрофон спутникового телефона. Повторяю то, что доктор Мерел, руководитель моей группы, сказал мне несколько часов назад, во время моего последнего общения с АМАСЕ, домашней базой НАСА здесь, в Норвегии. Это было как раз перед тем, как он напомнил мне, что я была тем, кто выбрал это. Я знала, чем чревата моя миссия, и все равно решила ее осуществить. Что путь к освоению космоса полон боли и самопожертвования. Что это я виновата в том, что упала в ледяную яму в земле и вывихнула свою гребаную лодыжку.
Ну, он не сказал этого. Однако он убедился, что я знаю, что никто не сможет прийти мне на помощь до завтра, и что я должна быть сильной. Хотя, конечно, мы оба знали, каковы будут результаты поединка между мной и ночной метелью.
Буря: 100. Ханна Арройо: мертва.
— Погода не такая уж плохая. — Волна статического электричества почти уничтожает голос на другом конце линии.
Голос Йена Флойда.
Потому что, по какой — то причине, он здесь. Идет. Ради меня.
— Это… это буря, Йен. Ты… пожалуйста, скажи мне, что ты не просто прогуливаешься на улице, когда самый сильный шторм в году начинается всего через несколько часов.
— Нет. — Пауза. — Это больше похоже на бодрую прогулку.
Я закрываю глаза. — В бурю. Снежная буря. Ветер не менее тридцати пяти миль в час. Сильный снегопад и никакой видимости.
— Тебя могут зря взять в инженеры.
— Что?
— Ты действительно хороша в метеорологии.
Я не чувствую своих ног; мои зубы стучат; при каждом вдохе мне кажется, что мою кожу грызет орда пираний. И все же я нахожу в себе силы закатить глаза. По крайней мере, капризная стерва внутри моего сердца держится стойко. — Тебе бы это понравилось, не так ли? Если бы я была занята прогнозом погоды в местных новостях, а не в НАСА с тобой.
Ветер пробивает дыры в моих барабанных перепонках. Честно говоря, я понятия не имею, как я могу слышать улыбку в его 'Нет.'
Он сумасшедший. Он не может быть здесь, в Норвегии. Он даже не должен быть в Европе. — Неужели АМАСЕ передумала посылать помощь? — спрашиваю я. — Изменились ли прогнозы штормов?
— Нет. — Всякий раз, когда помехи стихают, я слышу низкий, странно знакомый шум в спутниковом телефоне. Я подозреваю, что Йен дышит, тяжело, громко и быстрее, чем обычно. Как будто он прокладывает себе путь через опасную почву. — Ты находишься примерно в тридцати минутах от моего текущего местоположения. Как только я доберусь до, у нас будет шестьдесят минут пути до безопасного места. Это значит, что мы сможем едва избежать бури.
Как только он произносит это, мой тупой мозг решает попытаться повернуть мою лодыжку. Что приводит к тому, что я кусаю свои потрескавшиеся, замерзшие губы, чтобы проглотить хныканье. Ужасная идея, как оказалось. — Йен, ничего из того, что ты сейчас сказал, не имеет смысла.
— Правда? — Он звучит забавно. Как? Почему? — Ничего?
— Откуда ты вообще знаешь, где я?
— GPS — трекер. На твоем телефоне Иридиум.
— Это невозможно. АМАСЕ сказал, что они не могут активировать трекер. Датчики не работают.
— АМАСЕ не в пределах досягаемости, а надвигающаяся буря, вероятно, создала помехи. — Поднимается сильный порыв ветра, и на какое — то болезненно — желеобразное мгновение он повсюду: проносится вокруг меня, проникает в легкие, проникает в уши. Я пытаюсь выгнуть свое тело, но это ничего не дает, чтобы остановить ледяной воздух. Я только глубже закапываюсь в снег и натыкаюсь на свою дурацкую лодыжку.
Черт.
— АМАСЕ находится в трех часах езды от моего местонахождения. Если ты действительно доберешься сюда за тридцать минут, мы не успеем вовремя, чтобы избежать бури. Ты не успеешь вернуться вовремя, и я не позволю, чтобы с тобой случилось что — то ужасное только потому, что я…
— Я не приеду из АМАСЕ, — говорит он. — И это не то место, куда мы направляемся.
— Но как ты вообще получил доступ к моему GPS — трекеру, если ты не в АМАСЕ?
Пауза. — Я хорошо разбираюсь в компьютерах.
— Ты… Ты хочешь сказать, что взломал мой путь в…
— Они упомянули, что ты ранена. Насколько все плохо?
Я смотрю на свои ботинки. Кристаллы льда начали покрываться коркой вокруг подошвы. — Всего несколько царапин. И вывих. Думаю, я смогу ходить, но не знаю, как насчет шестидесяти минут. — Я не знаю о шестидесяти секундах. — И на этой местности…
— Тебе вообще не придется идти.
Я хмурюсь, хотя мои брови почти застыли. — Как я доберусь туда, куда мы идем, если…
