— Я имею в виду в Хьюстоне. Мой ноутбук в Хьюстоне.
— Значит, ты не привез свой ноутбук 2010 года в Пасадену?
Он улыбается. — Знал, что что — то забыл.
— Конечно, забыл. — Я прямо смотрю ему в глаза. Наклоняюсь на полдюйма ближе. — Тогда, может быть, я все еще могу прийти к тебе, и мы могли бы заняться чем — нибудь другим?
Он смотрит на меня наполовину озадаченным взглядом. — Чем заняться?
Я поджимаю губы. Хорошо. Возможно, я переоценила свои навыки флирта. Но так ли это? Я так не думаю. — Правда? — спрашиваю я, забавляясь. — Неужели я настолько плоха?
— Прости, я не понимаю. — Выражение лица Йена — сплошное замешательство, как будто я только что внезапно начала говорить с австралийским акцентом. — В чем плоха?
— В том, что приставала к тебе, Йен.
Я могу точно определить момент, когда смысл моих слов проникает в языковую часть его мозга. Он несколько раз моргает. Затем его большое тело замирает в напряженной, невозможной, вибрирующей манере, как будто его внутреннее программное обеспечение буферизуется через непредсказуемый набор обновлений.
Он выглядит абсолютно, почти очаровательно озадаченным, и мне что — то приходит в голову: Я завязывала флиртующие разговоры с десятками парней и девушек на вечеринках, в барах, прачечных, спортзалах, книжных магазинах, на семинарах, на забегах с препятствиями по грязи, в теплицах — даже, по одному памятному случаю, в приемной планового родительского дома, и… никто никогда не был настолько невежественным. Никто. Так что, возможно, он просто притворялся, что не понимает. Может, он надеялся, что я отстану.
Черт.
— Мне жаль. — Я выпрямляюсь и откидываю свой стул назад, давая ему несколько дюймов пространства. — Я причиняю неудобства.
— Нет. Нет, я… — Он наконец — то перезагружается. Качает головой. — Нет, это не так, я просто…
— Немного напуган? — Я ободряюще улыбаюсь, пытаясь дать понять, что все в порядке. Я могу принять отказ. Я уже большая девочка. — Все в порядке. Давай забудем, что я что — то сказала. Но как только вернешься домой, отправь мне по электронной почте пакет документов, пожалуйста. Я обещаю, что не буду отвечать непрошеными обнаженными фотографиями.
— Нет, это не то… — Он закрывает глаза и щиплет переносицу. Его скулы выглядят более розовыми, чем раньше. Его губы шевелятся, пытаясь сформировать слова в течение нескольких секунд, пока он не решается: — Это просто… неожиданно.
Ох. Я наклоняю голову. — Почему? — Мне казалось, что я довольно толсто все изложила.
— Потому что. — Его большая рука делает жест в мою сторону. Он сглатывает, и я наблюдаю за работой его горла. — Просто… посмотри на себя.
Я действительно делаю это. Я смотрю на себя сверху вниз, на свои скрещенные ноги, шорты цвета хаки, простую черную футболку. Мое тело в своем обычном состоянии: высокое. Жилистое. Немного тощее. С оливковой кожей. Я даже побрилась сегодня утром. Может быть. Не могу вспомнить. Суть в том, что я выгляжу нормально.
Поэтому я так и говорю: — Я выгляжу нормально, — что должно звучать уверенно, но выходит немного наигранно. Не то чтобы я думала, что я горячая штучка, но я отказываюсь быть неуверенной в своей внешности. Я нравлюсь себе. Исторически сложилось так, что людям, с которыми я хотела переспать, я тоже нравлюсь. Мое тело выполняет свою работу как средство достижения цели. Оно позволяет мне плавать на каяке по калифорнийским озерам без боли в мышцах на следующий день, и оно переваривает лактозу, как будто это олимпийская дисциплина. Это все, что имеет значение.
Но он отвечает: — Ты не выглядишь нормально, — и… нет.
— Правда. — Мой тон ледяной. Йен Флойд пытается намекнуть, что он недосягаем для меня? Потому что если так, я дам ему пощечину. — Как же я выгляжу?
— Просто… — Он снова сглатывает. — Я… Такие женщины, как ты, обычно не…
— Такие женщины, как я. — Ого. Похоже, мне действительно придется дать ему пощечину. — Что это? Потому что…
— Красивая. Ты очень, очень красивая. Наверное, самая… И ты, очевидно, умная и веселая, так что… — Он бросает на меня беспомощный взгляд, внезапно становясь менее похожим на гениального руководителя группы НАСА, построенного как кедровое дерево, и более… мальчишеским. Молодой. — Это какая — то шутка?
Я изучаю его сквозь прищуренные глаза, пересматривая свою прежнюю оценку. Возможно, мои выводы были преждевременными, и это не совсем верно, что никто не может быть настолько невежественным. Возможно, кто — то может.
Например, Йен. Йен, который, вероятно, мог бы зарабатывать хорошие деньги в качестве стоковой фотомодели: горячий парень, рыжий, массивный. Я видел, как около четырех человек рассматривали его, пока мы шли сюда, но он, очевидно, понятия не имеет, что его могут пригласить на роль горячего брата Уизли. Абсолютный ноль осознания того, насколько он великолепен.
Я ухмыляюсь, внезапно очарованная. — Могу я задать тебе вопрос? — Я подкатываюсь ближе, и не знаю точно, когда это произошло, но он наклонил свой стул так, что мои колени оказались между его коленями. Мило. — Это немного вперед.
Он смотрит вниз на наши соприкасающиеся ноги и кивает. Как обычно, только один раз.
— Можно я тебя поцелую? Например, прямо сейчас?
— Я… — Он смотрит. Потом моргает. Затем произносит что — то, что не является словом.
Моя ухмылка расширяется. — Это не 'нет', не так ли?
— Нет. — Он качает головой. Его глаза прикованы к моим губам, черные зрачки поглощают голубые. — Это не так.
— Хорошо, тогда.
Это довольно просто: встать с моего кресла и наклониться вперед на его. Мои ладони находят подлокотники и прижимаются к ним, и на долгое мгновение я остаюсь там, в клетке этого медвежьего размера человека, который мог бы оттолкнуть меня своим мизинцем, но не делает этого. Вместо этого он смотрит на меня сверху, как на чудо, прекрасную и благоговейную, как на подарок, как будто он немного ошарашен.
Как будто он действительно хочет, чтобы я его поцеловала. Так что я закрываю последний дюйм и делаю это. И это…
Немного неловко, если честно. Не плохо. Просто немного нерешительно. Его губы раздвигаются, когда они касаются моих, и на долю секунды мне приходит в голову ужасающая мысль.
Это его первый поцелуй. Неужели? О Боже, это его первый поцелуй. Неужели я действительно дарю кому — то его первый…
Йен наклоняет голову, прижимается своим ртом к моему, и это разрушает ход моих мыслей. Я не знаю, как ему это удается, но то, что он делает своими губами и зубами, кажется очень, очень правильным. Я хнычу, когда его язык встречается с моим. Он рычит в ответ, что — то хриплое и глубокое в его горле.
Хорошо. Это не первый поцелуй. Это просто шедевр.
В нем, наверное, килограммов двести мышц, и я понятия не имею, выдержит ли кресло нас обоих, но я решаю жить опасно: Я сажусь на колени Йена, чувствуя, как его резкий вдох вибрирует в моем теле. На какую — то долю секунды наши губы расходятся, а его глаза задерживаются на мне, как будто мы оба ждем, что все предметы мебели в комнате рухнут. Но JPL, должно быть, инвестирует в прочный декор.
