Однако вокруг было пусто. Подумалось, что это баронесса навела морок вокруг своего шатра, чтобы к нему не приближались посторонние… Хельмут усмехнулся этой мысли. Если его догадка верна, то Кассия и вправду весьма умна.
Он направился к шатру Вильхельма, молясь, что не застанет его там с очередной шлюхой. На самом деле помолиться стоило бы за свою удачу, за то, чтобы план сработал, Вильхельм выпил хотя бы пару глотков вина (Кассия сказала, что этого будет достаточно) и чтобы завтра яд подействовал… Чтобы он даже не подумал предложить Хельмуту выпить с ним, а на случай, если вдруг предложит, — чтобы противоядие не подвело. Чтобы проклятый штурм прошёл хорошо, чтобы эти несчастные две тысячи человек, которые должен привести Вильхельм, оказались для фарелльцев ощутимой потерей. Чтобы без них враг не смог удержать замок и чтобы битва для драффарийцев закончилась победой.
Но об этом можно будет помолиться ночью, перед сном. Сейчас же Хельмута волновали более приземлённые проблемы.
— Хельмут! — вдруг окликнул его знакомый голос, от которого мигом бросило в дрожь.
Он замер и оглянулся.
Генрих направлялся к нему быстрым шагом, улыбаясь, а глаза его счастливо светились. Отрадно было думать, что он действительно рад видеть Хельмута. Кажется, прошедшая ночь ему понравилась не меньше.
— Моё предложение зайти всё ещё в силе, — напомнил Генрих, останавливаясь в преступной близости от Хельмута. — А это что у тебя?
Хельмут замялся, не зная, как поубедительнее соврать.
— Слушай, прости, но… наверное, сегодня я не зайду, — вздохнул он, опустив голову. Зайти и правда хотелось, но волнение за успех отравления и страх перед штурмом, скорее всего, помешают ему насладиться тем, что они с Генрихом могли бы делать. — С тобой-то я помирился, а вот с Вильхельмом ещё нет, — нашёлся Хельмут и кивнул на серо-зелёный шатёр Остхена. — Вот, думаю, подарок его ко мне расположит… — Он показал бутылку вина, стараясь при этом не приближать её к Генриху, хотя яд был заточён за стеклом и не представлял опасности.
— Это хорошая идея, — кивнул Генрих. — Перед такой сложной битвой и правда стоит примириться со всеми, с кем ты был в ссоре. Мало ли чем всё может закончится, — добавил он и вздохнул. — Но ты не переживай и, если останется время, всё-таки приходи.
Хельмут лишь кивнул. Он понимал, что даже при наличии уймы свободного времени попросту не решится зайти к Генриху до тех пор, пока не разберётся с Вильхельмом окончательно. На плечи словно навалилась тонна камней, а развлекаться с другом при таком душевном грузе было попросту невозможно.
— Доброй ночи, — улыбнулся Генрих, подходя ещё ближе.
Хельмут подумал, что он сейчас его поцелует, и даже неосознанно прикрыл глаза в предвкушении, но вовремя очнулся. Они стояли посреди военного лагеря, их окружали тысячи человек, от рыцарей до солдат, от кузнецов до шлюх, и вряд ли хоть кто-то из них спокойно бы отнёсся к этому возможному поцелую. Хельмут даже представить не мог, что начнётся, если о них с Генрихом узнают. Конечно, титулов и земель их вряд ли лишат, но всеобщего осуждения, перешёптываний за спиной и каких-нибудь наказаний со стороны церкви точно стоит ожидать.
А Хельга… Хельга будет очень сильно смеяться.
Конечно, Генрих его не поцеловал — он и сам прекрасно знал, чем это может обернуться. Он лишь на мгновение коснулся пальцами его руки и, не дожидаясь ответа, направился в свой шатёр, оставив после себя ниточку тонких запахов, напомнивших о вчерашней ночи.
Глава 14
Хельмут долго не решался подойти к шатру Вильхельма — вся самоуверенность, вся дерзость и желание решить всё самостоятельно внезапно испарились. В одиночку попробовать избавиться от предателя, никому не говоря, никого не предупредив… Глупо, просто до безумия глупо. Но отступать было некуда.
Как оказалось, Вильхельма всё это время в шатре не было. Когда Хельмут уже решился зайти, он вдруг увидел Остхена неподалёку, отдающего слуге своего коня. И сразу догадался, куда он ездил. Наверняка отчитывался своим фарелльским друзьям о том, как прошёл совет и что его план со схемами сработал… Что уже завтра он приведёт к ним две тысячи человек, заставив их сражаться на стороне врага и убивать тех, с кем они совсем недавно сражались в одном ряду… Хельмут напрягся, пытаясь сдержать вскипевший в душе гнев и унять желание прямо здесь разбить бутылку о голову Вильхельма. Нерешительность пропала, страх улетучился, а вот желание прикончить предателя вернулась, усилившись стократно. Он больше не чувствовал пренебрежения по отношению к Остхену — он ощущал лишь горячую, обжигающую грудь злость.
— О, Хельмут, здравствуй! — улыбнулся Вильхельм, ничуть не смутившись. Впрочем, с чего ему смущаться — он же не знал, что его раскрыли. — Ты чего тут?..
— А я как раз к тебе, — ответил Хельмут, попытавшись выдавить улыбку.
— Да? Ну заходи.
Надо же, какой весёлый и довольный… Впрочем, неудивительно. Наверняка он в своих мыслях уже вместе с Хельгой правит этими самыми землями, по которым они сейчас ходят и с которых выбивают захватчиков.
Вильхельм приподнял входное полотнище, пропуская Хельмута вперёд, и сам зашёл следом. В шатре его было несколько тесновато и довольно темно — свечи не горели, а свет закатного солнца сквозь плотную ткань проникал плохо. Зато здесь было не так душно, как у Кассии, и травами не пахло.
Вильхельм зажёг пару-тройку свечей, затем снял чёрный с серо-бежевым пером берет, чуть тряхнул головой, и тщательно расчёсанные и уложенные чёрные волосы рассыпались по его плечам. Он никогда не убирал волосы в хвост, даже во время битвы прятал их под подшлемник, не заплетая и даже не перехватывая ремешком.
— Ты присаживайся, — кивнул Вильхельм на небольшой изящный стул возле стола.
Хельмут послушно присел и поставил бутылку на стол, рядом с парой наполовину расплавившихся свечей. Огоньки их едва заметно трепетали, и точно так же, мелко и навязчиво, дрожали пальцы разволновавшегося Хельмута. Кровь стучала в висках, и он боялся как-то выдать себя, но Вильхельм, кажется, совсем не обращал на него внимания. Он суетился, пытаясь убрать свой камзол в заполненный вещами сундук, для чего пришлось перекладывать одежду с места на место.
— Тяжеловато без оруженосца, конечно, — сквозь зубы процедил Вильхельм, возясь с крышкой сундука.
Хельмут не мог не согласиться, и ему тоже было нелегко… Но до войны он не успел найти достойного юношу из благородного дома, чтобы взять его в оруженосцы, обучить искусству владения мечом, стрельбе из лука, основам военного дела и прочим подобным вещам. А тот бы взамен прислуживал ему, помогая с одеждой, оружием и прочими мелочами. Хельмута самого посвятили в рыцари не столь давно — три года назад, и он думал, что ещё сто раз успеет найти оруженосца… Но война пришла внезапно, и он не успел.
У Генриха оруженосца тоже не было по схожей причине. Он не раз сожалел, что в своё время не взял в оруженосцы Хельмута: когда ему исполнилось двенадцать (примерно в этом возрасте юноши обычно и становились оруженосцами), лорду Штейнбергу было уже девятнадцать и он давно имел на это право. Но Хельмута «перехватил» герцог Гидельштос, а Генрих с тех пор подходящего мальчика так и не выбрал.
