— Да, — растерянно кивнул он, пережёвывая прекрасное мясо. — Да, вино приятное, но… прости, я больше не буду. — Кажется, Вильхельм не заметил, что в бокале его отравителя вина совсем не убивалось. — Ты же знаешь, меня с одного глотка уносит так, что… я до своего шатра не доползу, — усмехнулся он.
— Можешь у меня остаться, если что, — подхватил его смех Вильхельм, подливая себе ещё немного вина, похожего на отравленные слёзы.
«Ты, конечно, похож на Генриха, но не до такой же степени!» — Хельмут чуть не сказал это вслух, но вовремя сдержал себя. Он ведь всего лишь понюхал вино, даже капли не выпил, а мысли уже начали цепляться друг за друга, образуя какую-то кашу, и язык потихоньку развязывался… Или это всё от волнения?
Вильхельм выпил ещё, зайчатина вскоре закончилась, они перешли к рыбе… и чем больше времени проходило, тем более жутко становилось Хельмуту. Он вцепился в свой бокал, хотя пить не собирался, и в волнении смотрел на Остхена. Тот, разомлев от вина, смеялся и что-то рассказывал, в том числе и о Хельге, вспоминая их детские игры и прогулки по саду…
Аппетит резко пропал, хотя Хельмут думал, что сможет съесть ещё по меньшей мере одного целого откормленного зайца.
— Она так хороша, Хельмут, — заявил Вильхельм, будто был первым и единственным, кто знал это. — Я ради неё готов на всё. — «В том числе и на предательство, да?» — Она заслуживает лучшего, целого мира… Это ведь правильно, — покачал он головой, прикрыв глаза. — Ну, то, что мы женимся…
Боже, Хельга будет просто уничтожена его смертью. Она места себе не найдёт. Сколько она будет плакать, и представить сложно… Хельмут почувствовал, как сердце сжимает ледяная боль. Видит Бог, сестра не заслужила таких страданий. Не заслужила терять свою любовь, не заслужила переживать острое чувство потери. Но и быть женой предателя тоже не заслужила. Однако Хельмут помнил, что сообщать ей о преступлении Вильхельма нельзя. Это наверняка принесёт ей ещё больше боли.
Вильхельм кинул в рот виноградину и мечтательно протянул:
— Поскорее бы увидеть её вновь.
Что ж, если верить, что после смерти души влюблённых встречаются в раю… Лучше бы вам не видеться как можно дольше.
Он хотел налить себе ещё, но Хельмут жестом остановил его, сжав руку.
— Завтра битва, — напомнил он. — Хочешь с похмелья на штурм идти?
— Точно, — спохватился Вильхельм. Он, конечно, закусывал, но было видно, что всё же немного опьянел.
Вечер сменялся ночью, становилось холоднее, темнее… и страшнее. Хельмут смотрел на Вильхельма, и дрожь била всё сильнее, и сердце по-прежнему сковывала ледяная жуть. Странная мысль молотом била по разуму. Пока ещё Остхен был жив. Он сидел в своём мрачном шатре, за небольшим дубовым столом, пил вино, поглощал фрукты, смеялся и рассказывал о своей невесте… Он знал, что завтра совершит один из важнейших — и страшнейших — поступков в своей жизни, он рассчитывал добиться богатства и получить во владение обширные земли… Хельмуту было сложно догадаться, о чём думал Вильхельм, когда решался на предательство. Да и не хотел он догадываться.
Пока Вильхельм жив, но завтра, часов через двенадцать, как предрекала Кассия, это изменится. Он умрёт, когда яд подействует в самый разгар битвы, исчезнет, прекратит существовать… Это так странно. Это так страшно, в конце концов, когда ты смотришь на человека, пока ещё живого и здорового, и знаешь, что завтра он умрёт.
И что ты сыграешь в этом не последнюю роль.
***
Со стен Лейта летели камни, стрелы и арбалетные болты — всё это напоминало безумную бурю с ливнем и градом, только вместо дождевых капель и кусочков льда с неба падали более опасные вещи, несущие смерть. Прикрываясь щитом, в который уже попала стрела, Хельмут думал, каково сейчас самому сиру Лейту и его семье… если хоть кто-то из этой семьи ещё жив. Жутко, наверное, понимать, что на людей, которые освобождают твой замок, льётся смертоносный водопад со стен этого самого замка, и ничего нельзя с этим поделать, никак нельзя это остановить. Фарелльцы, конечно, хитры и не допустят каких-либо диверсий со стороны захваченного ими рыцаря. Поэтому несчастному Лейту остаётся лишь сидеть взаперти, дай Бог, хотя бы в своей комнате, а не в темнице, и ждать исхода.
Наверняка страшно думать и о том, что освободители могут волей-неволей разрушить стены замка катапультами и таранами, ибо иного выхода у них нет… Осадные орудия были совсем новыми, недавно доставленными из Клауда и Шелли, они ещё пахли свежим деревом и не успели пропитаться мерзкими ароматами войны. И работали, естественно, отлично, без огрехов.
Вильхельм и Хельмут вели к юго-восточным воротам, к тайному входу двадцать человек — по десять каждый. Остальная часть их отряда осталась позади и должна была подойти позже, когда командующие доберутся до ворот и откроют их. Хельмут волновался, Вильхельм же так и источал уверенность. Забрало его шлема, бацинета с острым верхом, приподнято для лучшего обзора. Пальцы в латной перчатке сжимают меч, стальной обод выкрашенного серой и зелёной краской щита тускло сверкает в лучах утреннего солнца… Вильхельм полон решимости и упорства, он намерен поскорее вступить в бой и победить…
Вильхельм ещё жив.
Но скоро будет мёртв.
Однако яд пока, кажется, не действовал: Вильхельм чувствовал себя прекрасно, был бодр и настроен на боевой лад… Он всё время чему-то улыбался: видимо, предвкушал скорую победу и ждал момента, когда наконец получит свои новые земли. Судя по всему, никакого недомогания от яда пока ещё не было, и Хельмут терпеливо ждал, считая секунды. Впрочем, пока ещё рано: сейчас, когда они спокойно подбираются к юго-восточным воротам, изредка встречая стрелы щитами, его смерть будет выглядеть неестественно и подозрительно. Нужно подойти как можно ближе к стенам, и тогда…
Самочувствие Хельмута тоже было отличным, и он искренне надеялся, что не рухнет замертво вместе с Вильхельмом. Впрочем, вряд ли с ним что-то случится от вдыхания паров отравленного вина… Но если всё-таки случится, то он даже после смерти не успокоится, восстанет в виде призрака и будет являться Кассии в кошмарах. И никакие руны, никакие обереги и шингстенские боги не защитят её от его гнева.
От гнева вообще не защитит ничто, а вот от стрел защищали щиты и латы — с каждой минутой стрел становилось всё больше, и пролетали они над головами всё чаще.
Конечно, три тысячи солдат не могли подойти к замку незаметно. Но Хельмут предполагал, что именно со стороны юго-восточных ворот их обстреливать не будут — фарелльцы ведь знали, что Вильхельм ведёт им подмогу. Хотя… он же тогда сказал фарелльцу: «Снимите стрелами», а потом наверняка предупредил своих новых друзей о том, что Хельмут увязался с ним. И теперь лучники на стенах вполне могут целиться именно в людей из Штольца.
— Карта у тебя? — зачем-то уточнил Вильхельм. В грохоте битвы плохо было слышно его голос, но Хельмут всё же расслышал.
— Я её выучил. А ты разве нет?
— Выучил, но так… на всякий случай, — отмахнулся Вильхельм и направился дальше.
