Генрих держал его за руку, не отрывая взгляда от неба, и Хельмут, коротко посмотрев на него, тоже поднял голову, чтобы продолжить любоваться этим невероятным сиянием, накрывшим весь дикий, сумрачный север.
Глава 18
Казалось, что всё под контролем, ровно до тех пор, пока не произошло это внезапное нападение.
Хельмут уже давно свыкся с тем, что нападают в основном драффарийцы, а фарелльцы отбиваются, проигрывают и бегут. Что в больших битвах вроде штурма Лейта, что в мелких стычках вроде той, когда он лично прогнал фуражиров из деревни Гвен, победа оставалась за драффарийцами. Да, было поражение под Клаудом, и оно по-прежнему давило на всю армию невидимым булыжником, напоминая о том, что никто здесь не всесилен и не бессмертен… Но со временем радость побед, восторг и ощущение собственной значимости заслонили собой это напоминание.
И вот теперь фарелльцы оказались первыми.
«Посреди бела дня!» — мысленно возмущался Хельмут, услышав сигнал тревоги. Хотя лучше так, чем ночью, конечно… Он не успел надеть кольчугу — только поддоспешник, зато схватил меч, хотя понимал, что от него как от мечника пользы немного.
Возможно, фарелльцы смогли как-то узнать, что к границе подошла не вся драффарийская армия, и понадеялись взять внезапностью и числом… Ну или просто решили попытать счастья и отогнать противника на юг, чтобы вернуть себе контроль над северными территориями… Теперь это всё мыслилось неважным, да и не было никакого толку в обдумывании причин. Сейчас главное — защитить лагерь, прогнать врага прочь и не позволить ему устроить крупную диверсию, пожар или что-то ещё в этом духе.
— Ни в коем случае не пускайте их в глубь лагеря! — бросил на ходу Генрих.
Это был последний раз, когда Хельмут видел его перед битвой. Из доспехов на нём был лишь горжет, закрывающий шею и верхнюю часть груди, наручи и защита ног от бёдер до колен. Да и вообще, мало кто успел тогда облачиться в латы полностью. На это уходило довольно много времени, за которое фарелльцы могли сжечь половину лагеря и перерезать половину войска.
Когда Генрих обнаружил Хельмута, то уже тише, но по-прежнему достаточно звучно сказал:
— Прихвати лук, попробуй обойти их с тыла… Ты знаешь, что делать. — И он хлопнул Хельмута по плечу.
Тот лишь пожал плечами, набросил на спину набитый стрелами колчан и покрепче сжал в кулаке свой любимый лук — тисовый, очень длинный, из цельного куска дерева, служивший ему верой и правдой уже несколько лет.
Хельмут, собрав своих людей, кинулся к окраине лагеря, где уже шёл бой. Слышались крики и лязг оружия, и ни одна сторона пока не отступала — драффарийские воины хорошо держали оборону, но и фарелльские тоже были не промах. Возможно, будь у рыцарей больше времени на сборы, то они сейчас, словно огромный камень, мощным ударом проломили бы вражеский строй… Конница, длинные копья и мечи, крепкие латы резко поменяли бы расклад битвы. Но теперь это провернуть не удастся. Оставалось лишь благодарить Бога, что и среди фарелльцев не было тяжеловооружённых кавалеристов — иначе им бы не удалось незаметно подкрасться к лагерю и ударить внезапно, ведь латы бы громыхали, кони ржали, а сохранить тайну своего появления для врага в тот момент было явно важнее всего.
Хельмут ругался и проклинал фарелльцев последними словами, видя, как они напирают, рассредоточиваясь в полукруг, видимо, пытаясь взять лагерь в кольцо. Но пока это кольцо было разомкнуто, и если хорошенько расплавить один из его краёв, то оно не сомкнётся ни за что.
Его отряду удалось пробраться в тыл без потерь и почти без затруднений: лишь раз несколько человек из вражеского отряда, заметив сбоку какое-то шевеление между деревцами, бросились туда с мечами наперевес. Одного Хельмут исподтишка оглушил прямо луком — некогда было извлекать меч из ножен, а лук по-прежнему оставался в его руках, и отбиваться им оказалось вполне удобно. Другого же уложил один из людей барона Штольца: не успел фареллец подскочить достаточно близко, как был тут же убит верным ударом меча. Острейшая сталь пронзила шею, и кровь брызнула алым фонтаном, оросив кольчугу воина и серую траву под его ногами.
Хельмут одобрительно кивнул рыцарю, и отряд направился дальше без помех.
Им удалось затаиться за можжевеловыми кустами, и Хельмут велел начать обстрел. Поначалу в спины врагов летело по одной-две стрелы за залп, чтобы те не сразу поняли, что происходит. Но постепенно стаи стрел, взлетавшие в воздух, становились всё гуще. Натягивая тетиву и отпуская стрелу в недолгий, стремительный полёт, Хельмут понимал, насколько соскучился из стрельбе из лука. Да, стрелять по мишеням в лагере, тренируя свою меткость и проверяя силу рук и спины, тоже было приятно, но сейчас, в битве… Осознавать, что пускаешь стрелы не просто так, что помогаешь защищать свой лагерь, своих людей, своих командующих…
Отсюда, из можжевеловых зарослей, было плохо видно, попадают ли стрелы в цель, но Хельмут инстинктивно ощущал, когда мажет, а когда его стрела летит точно во вражескую спину.
Он в очередной раз натянул тетиву — верхние фаланги пальцев уже болели, несмотря на то, что были затянуты в кожаные перчатки. Стрела сорвалась и потелета; Хельмут тут же достал из колчана следующую, наложил, натянул, прицелился, выстрелил… Все эти действия он умел выполнять едва ли не лучше, чем элементарно ходить, поднимать руку и пожимать плечами. Он начал учиться стрелять из лука в пять лет и с тех пор не прекращал усиленных упражнений, с годами всё острее оттачивая свой навык.
Его люди тоже не отставали: многие из них были опытными лучниками; они отработанными, молниеносными движениями пускали стрелы в полёт, и их колчаны стремительно пустели. Хельмут дал знак, и отряд медленно, изредка продолжая обстрел, переметнулся на десяток метров вправо — там кусты росли реже, зато сзади сгущался лес, громадными горами возвышались сосны, за которыми легко можно было спрятаться… Однако Хельмут быстро осознал, что обстрел долго продолжаться не может и фарелльцы рано или поздно обнаружат, откуда по ним стреляют.
И он угадал.
Когда его отряд снова попытался перебежать чуть вправо, от фарелльского войска (несколько поредевшего за это время) отделилось несколько человек, которые бросились прямо навстречу отряду Хельмута. Тот скинул со спины почти опустевший колчан, прислонил лук к ближайшему дереву и стремительно извлёк из ножен меч.
Тут же он столкнулся с воином в кольчуге, с копьём и щитом; барон Штольц проскрипел зубами от досады, ибо свой щит он взять не успел. Поэтому лишь покрепче перехватил полуторную рукоять меча и первым бросился в атаку. Клинок скрестился с древком копья, отчего полетели щепки. Бой был недолгим; в какой-то момент противник ухитрился наконечником копья пройтись по плечу Хельмута, распоров стёганку и слабо царапнув кожу. Боль вспыхнула резко, заставив его зажмуриться на мгновение, и отчего-то тут же погасла.
Хотя этого мгновения копейщику хватило, чтобы снова атаковать с копьём наперевес: кажется, он целился в лицо или шею… Хельмут повыше поднял согнутые в локтях руки, защищая верх тела, и снова замахнулся. С новым ударом удалось оставить на плече фарелльца неплохую рану, из-за которой впоследствии он держал своё копьё уже не так уверенно.
