Генрих откашлялся, привлекая внимание.
Хельмут выронил гребень и резко развернулся.
Он увидел, что Генрих держал в руках кожаный колчан, из которого виднелось плечо лука из какого-то тёмного дерева — Хельмут не разглядел, какого. Но уже восторженно округлил глаза.
— Присядем? — Генрих кивнул на заправленную лежанку. — А то ты шатаешься, кажется.
Хельмут лишь кивнул в ответ. Головокружения он по-прежнему не ощущал, перед собой видел всё ясно, но стоять посреди шатра с таким глупым видом не хотел.
Они присели, и Генрих положил колчан с луком на колени. Теперь Хельмут мог рассмотреть всё как следует: первым делом он оценил искусную выделку колчана — плотная тёмно-коричневая кожа с красно-зелёным рисунком, изображающим дерево, чьи ветви, кора и листки были выполнены с таким мастерством, с таким вниманием к деталям, что начинало одолевать сомнение: а человек ли вообще это сделал? Казалось, прорисовать такие мелочи могут лишь крошечные феи и эльфы.
Хельмут мог бы часами смотреть на этот колчан, но всё-таки предпочёл уделить внимание Генриху, а не бездушному предмету.
Он поднял взгляд и улыбнулся.
— Как ты себя чувствуешь? — с искренней заботой спросил Генрих.
— Уже намного лучше. Надо бы выйти прогуляться, — Хельмут расправил плечи и вытянул ноги, — а то я тут как в склепе… Да и без свежего воздуха как-то плоховато. Там, наверное, уже снега кругом? — поинтересовался он.
— Да не особо, — пожал плечами Генрих. — После битвы снег шёл только раз, хоть и не сильно, метели не было, землю он почти не покрыл. Но холодно — жуть. — Он показательно поёжился и поправил серый плащ на плечах. — И темно.
— А то небесное свечение больше не появлялось?
— Пока нет. Тебя ждёт, — добавил Генрих и подмигнул.
Хельмут лишь закатил глаза. Он мог бы ответить на эту колкость, но сейчас настроение у него было иное. Он вспомнил небесное свечение и осознал, насколько сильно хочет вновь увидеть эту потрясающую красоту, это чудо… Слова Генриха, что оно не появлялось на небе, пока Хельмут сидел в своём шатре, не могло его не обрадовать — значит, он ничего особенного не пропустил. А если это свечение всё-таки появится ещё раз — они с Генрихом снова смогут на него полюбоваться… вместе…
— Мы ждём, когда станет светлее, — вырвал его из размышлений голос друга. — К нам уже подошло подкрепление с юга. Но прежде чем воевать, можно было бы попробовать добиться переговоров. Нам удалось выяснить, что наш драгоценный пленник, который держал Лейт, на самом деле не такая мелкая сошка, какой притворяется. — Генрих презрительно усмехнулся. Хельмут взглянул на него с интересом: если пленный фареллец и правда не так прост, то он наверняка общался с Вильхельмом по поводу предательства… — То нападение было попыткой спасти этого человека. Мы могли бы отдать его фарелльцам взамен на освобождение пограничья. Иначе подобные диверсии продолжатся. Ну, лорд Джеймс так считает, — добавил Генрих и пожал плечами, — и я не могу с ним не согласиться. Фарелльцы совсем обнаглели, и в этом нет ничего удивительного. Их земля совсем близко, им есть куда бежать, есть откуда ждать поддержки…
— Но нам тоже есть, — возразил Хельмут.
— Есть, но… — Генрих замялся и вздохнул, прикрыв глаза. Он явно пытался скрыть усталость, но безуспешно. — Они и эти территории считают своими. Ведут себя как хозяева. И мы не должны позволить им стать здесь настоящими хозяевами. Поэтому, если провести переговоры не удастся, скоро будет бой.
— Как скоро? — встрепенулся Хельмут и подался вперёд. — Думаю, я смогу принять участие.
— Тебе нужно беречь себя, — покачал головой Генрих и приложил два пальца к переносице. — Не думаю, что мы пойдём на штурм слишком скоро, но вряд ли ты к тому времени сможешь сражаться уверенно.
— Ну не завтра же? Не завтра вы пойдёте на штурм? — вспылил Хельмут, сжимая холодными пальцами покрывало. — Я быстро иду на поправку…
— Ты. Никуда. Не. Пойдёшь, — процедил Генрих сквозь зубы, в его взгляде ярко блеснула злость… и тут же погасла. Его ресницы дрогнули, и он снова сжал пальцами переносицу, будто страдая от головной боли. — Пойми же, я беспокоюсь за твоё здоровье.
— Давай просто подождём. — Хельмут положил руку ему на плечо. — Если к моменту штурма я и правда буду чувствовать себя неважно, то мне придётся тебя послушаться.
Генрих молча кивнул и вздохнул — кажется, такое предложение тоже не пришлось ему по душе. Неужели беспокойство так терзает его, что он готов ограничить Хельмута от того, ради чего он сюда приехал, — от сражений? Что ж, видит Бог, он имеет на это право как сюзерен. Но как друг — нет.
— А, к слову, это тебе, — вдруг снова заговорил Генрих приглушённым, хрипловатым голосом. Легко было расслышать, что он очень взволнован, и Хельмут невольно вздрогнул, не сразу поняв, что именно — «тебе». И лишь потом вспомнил, что у Генриха на коленях лежал тот прекрасный колчан с новеньким луком тёмного дерева внутри. — Твой лук очень пострадал во время битвы… мастер сказал, что починке он не подлежит. Поэтому я, чтобы хоть как-то искупить свою вину за то, что послал тебя туда, дарю тебе новый.
— Да какая вина, Господи? — закатил глаза Хельмут. Но Генрих возражений не принимал — он переложил колчан на его колени и взглянул ему в глаза с каким-то необъяснимым вызовом, требованием.
— Посмотри, — велел он.
Именно велел. Как лорд, как сюзерен. И Хельмут не мог нарушить приказ.
Он приподнял колчан, внимательно оглядел узор, в очередной раз восхитившись его тонкостью и проработанностью. Затем Хельмут извлёк лук — чуть меньше, чем его погибший старый, из более тёмного дерева, с уже снаряженной тетивой, совершенно новый, блестящий от полировки… Он вертел его в руках, оглядывая то одно плечо, то другое, затем начал рассматривать рукоять: на ней тоже был узор, не такой сложный, как на колчане, но тоже довольно красивый и искусный.
— Я бы опробовал, если бы здесь было где развернуться. — Хельмут окинул взглядом шатёр. — Поэтому как только в себя приду — так сразу к мишеням.
Он положил лук и колчан на лежанку рядом с собой, поправил воротник синего дублета и снова взглянул Генриху в глаза — пытливо и, как ему думалось, загадочно.
— Спасибо, — сказал Хельмут тихо. — Это самый прекрасный подарок из всех, что я только мог бы получить от тебя. Хотя… — Он наигранно задумался, прищурив глаза и ловя на себе обеспокоенный взгляд. — Можно я тебя поцелую?
Генрих лишь улыбнулся и едва заметно кивнул, но и этого Хельмуту был достаточно. Он обхватил его лицо руками, проведя большим пальцем по острой скуле, ещё на мгновение задержался на его изумрудных глазах, будто желая изучить каждую ресницу, а затем осторожно прижался губами к его губам — словно в первый раз, словно чего-то боясь… На самом деле Хельмут попросту задыхался от непередаваемой нежности, захватившей его душу, и не мог быть более уверенным и настойчивым.
