— Прилично говорить, что он занимается алхимией, астрологией и математикой.
(Алексей Пехов).
Старое Кладбище ордена. Ньютон.
Начертательный жезл парил в воздухе, прожигая линии в старом камне, на который спустя только несколько сотен лет ступила нога разумного.
Порхая, вычерчивая «глиф» за «глифом», острое жало инструмента Мастера Рун плело свою затейливую вязь, создавая из разрозненных узоров единую картину. Картину хаотичную, и с первого взгляда непонятную неискушённому наблюдателю.
Но, смысл был.
Если бы кто-то умел летать и вдруг решил подняться в воздух на десяток метров, он бы увидел идеальный круг с вписанными рунами, разделённый тонкими линиями на сектора. В каждом секторе был свой рисунок, смысла которого, Ньютон, увы не понимал, поскольку никогда не видел активации этой печати, создав её лишь единожды.
Иногда подобные печати называли Пентаклями или Оберегами.
Эту Печать… именно так, с большой буквы… ему подсказала богиня Тиамат, доверив нанести точно такую же на камни внутреннего двора Сердца Хаоса. Одну из многих.
Последний шанс.
Именно так она её назвала, когда Ньютон с дрожащими руками тогда подтвердил согласие на изучение эпической Печати Сторожевого Заслона.
Ему уже не обязательно нужно было помнить все хаотичные линии. Он просто знал! Знал, под каким углом нужно повернуть жало жезла, знал, сколько подать «маны», чтобы призрачный луч прочертил борозду нужной глубины… Знал, где именно нужно исправить, чтобы это величайшее творение Рунных Мастеров работало, как должно.
Достаточно было влить достаточное количество «маны» в создание, и начертательный жезл начал жить своей жизнью. Плясать, повинуясь небрежным жестам Мастера.
Достаточно лишь было направлять, следя за тем, чтобы на пути обжигающего луча не было ничего лишнего. Ничего, что могло помешать свободному бегу.
Достаточно было следить за тем, чтобы тонкий ручеёк «маны» лился непрерывно, не прекращаясь.
Всего три «достаточно», но боги, как же это было сложно…
Получасом ранее, когда интерфейс ракшаса обрушился от приходящих системных сообщений, он поначалу не понял, что происходит. Почему Фатима, у которой был заявлен первый уровень, вдруг вытянулась, прибавив лет пять, а в интерфейсе стал отображаться десятый уровень.
Только Ньютон захотел разобраться, в чём, собственно, дело, последовал ещё один «приход», прибавивший девушке ещё пяток «левлов».
«Твою мать, — с ужасом подумал ракшас, наблюдая за метаморфозами Фатимы, которая из нескладного ребёнка начинала превращаться во вполне зрелую девушку. — Так я удочерил её или женился?».
С каждым новым уровнем, который «прилетал», Фатима преобразовывалась. Хапнув уже двадцать первый, она и не думала останавливаться…
Опыт продолжал прибывать полноводной рекой, а ошалевший от происходящего ракшас, наконец, сообразил, «откуда дует ветер», поняв, что он до сих пор находится в составе отряда.
«Ох у них там, видимо, жарко».
Мысленно пожелав ребятам удачи, он перевёл взгляд на Фатиму, которая сейчас ничем не отличалась от обычной человеческой студентки девятнадцати лет от роду.
Ничем, кроме чёрных провалов глаз, удлинившихся клыков, трупных пятен и настолько сексуального голоса, что ракшас несколько раз был вынужден хлопнуть себя по щекам, чтобы сбросить это демоново наваждение.
— Ты мне можешь помочь, Фатима? — поинтересовался он, старательно отводя глаза от волнительных окружностей девушки.
«Млять, Серёжа, очнись! Это твой „пет“. Это „нежить“! Соберись!».
Тряхнув в который раз головой, он повторил вопрос.
— Чем я могу помочь своему господину. Я могу… — проворковала девушка, а Ньютон поймал себя на мысли, что сейчас вожмёт «логаут» и «разбирайтесь здесь все лошадкой, которая конь», сил его больше нет.
— Стоп! — решительно прервал красотку-нежить ракшас. — Ты можешь менять облики?
— Что? — растерялась Фатима.
— Говорю, можешь превратиться в ту девочку, которой была несколько минут назад?
— Да, — немного растерянно произнесла она. — Но…
— Никаких «но». Колдуй давай назад нахер! — взмахнул рукой Ньютон.
Несколько секунд трансформации, и перед ним снова возникла давешняя девочка четырёх лет от роду.
— Так нормально? — вибрирующим грудным голосом поинтересовалась она. — Тебе нравится моя внешность?
— Твою мать в бога душу через забор! — с чувством выругался Ньютон, поняв, что внешность проблемы не решает. — Голос. Голос верни назад!
— Так? — улыбнулась Фатима. — Тебе так нравится? — добавила она детским голосом.
«Это будет намного сложнее, чем я думал», — выдохнул он.
— Итак, слушай сюда. Без моей команды запрещаю принимать тот облик.
— Почему? — с детской непосредственностью поинтересовалась Фатима, но Ньютон уже видел, что из её голоса напрочь исчезло всё детское.
— Патамушта! — отрезал он. — Ты питомец, в конце концов, или кто?
— Бяка! — показала язык Фатима. — Какой ты злой. А ещё рисовать собирался научить.
— Так я и научу. Только мне нужна твоя помощь. Мне нужно твоё основное умение.
— Умение? — хлопнул глазами ребёнок. — Какое умение?
— То, с помощью которого ты смогла из материального носителя магической энергии преобразовать эту саму энергию в свободную субстанцию и поглотить.
— Чего? — недоверчиво посмотрела девочка. — Какую носителя супстанци?
— Бли-и-ин, — закатил глаза ракшас, понимая, что будет ещё сложнее. — Ты выпила энергию из цветка. Было?
— Было, — кивнула Фатима.
— Вот! — просиял вампир. — А сколько можешь так раз сделать?
— Много могу. Всегда, — пожала плечами она. — Наверное.
— А можешь отдавать эту энергию?
— Зачем? — посуровела девочка. — Я не хочу отдавать. Мне с ней хорошо.
— Мне нужна помощь, — терпеливо повторил ракшас. — Я буду рисовать рисунок, и мне нужно, чтобы ты отдала рисунку то, что взяла у цветов.
— В общем, нужно запитать Печать «маной». Я правильно поняла? — разломала все шаблоны Фатима. — И прекращай говорить со мной, как с ребёнком. Я не тупая!
В этот момент Ньютону захотелось треснуть себя по лбу от возникшего диссонанса. Ей богу, если бы она в это момент начала рассказывать принципы построения криволинейных траекторий при проектировании воздушных змеев, он бы чувствовал себя не в пример комфортнее.
— Я могу, — подтвердила Фатима, прищурившись. — А что взамен?
— Э-э-э-м, — не найдясь с ответом, он брякнул первое, что пришло в голову. То, что нравится каждому ребёнку. — Я угощу тебя мороженным.