– Да, в понедельник УЗИ и анализы.
– Маш, я давно хотела с тобой поговорить, но все не находила нужного момента, и разговор-то не телефонный. Мы с папой видим, что у вас с Ярославом все стабильно, – мама Лена, тщательно подбирая слова, пыталась донести мне те же мысли, что и Лёлька когда-то на кухне. Я же малодушно откладывала разговор и каждый раз находила повод его не заводить.
– Я с ним поговорю в ближайшее время, – я резко оборвала, в этот момент мне не было стыдно за подобный тон. Больше я боялась реакции Смирнова. – Спасибо за заботу, прилетаю ночью, отзвонюсь. Всех целую.
Отключив вызов, я вздохнула с облегчением. Но не стоит расслабляться, в понедельник получу по полной на орехи за свою расхлябанность.
Потеряв всякое терпение, я собралась вызволять Смирнова из цепких лап рабочего воскресенья и направилась в сторону кабинета. И так видимся раз в неделю, и это в лучшем случае! Но никуда идти мне не пришлось. Яр опирался плечом на стену и внимательно смотрел на меня.
– А я шла спасать тебя от работы. – Протянув руки, я попыталась обнять мужчину. Он стряхнул их и отступил на шаг. – Что-то случилось? – спросила с непониманием.
Лицо Яра отражало брезгливость, он смотрел на меня, как на червя в своей тарелке.
– Это не мой ребенок! – выплюнул он мне в лицо.
– Какой ребенок?! – спросила я удивленно.
– Я слышал твой разговор. Это не мой ребенок, – со злостью повторил он.
– Да, что ты заладил, какой ребенок? – меня начинало потрясывать.
Не строй из себя дуру, – Яр рявкнул на меня. – Задержка, УЗИ, таблетки… – Он сбивчиво перечислял.
Я начинала понимать его логическую цепочку, второй половины разговора он же не слышал. Меня разобрало на смех, истерический смех. Смирнов отрицал причастность к моей мифической беременности – теперь становится все на свои места.
– А не запоздалые ли заявления для человека, который никогда не предохранялся и не интересовался, предохраняюсь ли я, отрицать отцовство? – нервный смех так и рвался с моих губ. Смирнов продолжал прожигать меня презрительным взглядом. Я совершила вторую попытку приблизиться к нему и попытаться все объяснить.
Он отошел от меня еще на два шага. В тот момент он меня по-настоящему пугал: кулаки сжаты, лицо напряжено и взгляд полон ненависти. Глядя ему в лицо, я не могла поверить, что тот человек, который строил планы на наше совместное будущее, сейчас стоял передо мной.
– Значит так, – выдавил из себя Смирнов. – Сейчас, я вызываю такси, ты берешь свой чемодан и едешь на все четыре стороны. Все претензии по поводу отцовства будут приниматься моим адвокатом. Заранее советую подготовиться к тому, что получишь с меня только… – Сдержавшись, закончил: – ничего. Абсолютный ноль!
После подобного монолога мне захотелось присесть прямо на пол гостиной, ноги стали ватными, в ушах зашумела кровь. Столько ненависти и презрения было в его голосе.
Смирнов достал телефон из кармана брюк и вызывал такси.
Осилив несколько шагов до него, я попыталась вырвать телефон из рук.
– Дай мне все объяснить, – мой голос срывался – Яр, ты слышишь меня?
Он грубо оторвал мои руки от своих и, с силой нажав на плечи, усадил меня на кресло.
– Сиди! – рыкнул Яр.
Я так и сделала, села и наблюдала, как он быстрым шагом пересек гостиную и вышел в холл, через мгновение услышала звук колесиков, катящихся по каменному полу.
С яростью швырнул чемодан к моим ногам, Смирнов произнес:
– Машина будет через пятнадцать минут.
Последние капли желания объяснять что-либо испарились. В горле клокотала ярость, обида тугим узлом стянула живот, а по щекам потекли горячие слезы. Справившись со ступором, я молча встала, подобрав чемодан и рюкзак с пола и пошла к выходу. За спиной слышались шаги. Не оборачиваясь, я вышла из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь. Сил на звонкий хлопок не было.
– Это не мой ребенок! – яростный крик вместе донесся из-за двери.
– Нет никакого ребенка, идиот, и не будет, – шепотом произнесла я.
В лифте из отражения в зеркале на меня смотрела испуганная девушка с нервным взглядом.
Потрясывающимися руками я вытирала слезы, но попытки были тщетны, они лились нескончаемым потоком.
Сделав несколько глубоких вдохов, я вышла в вестибюль. Поставив чемодан, в очередной раз старалась привести себя в порядок, не с первой попытки собрала волосы в конский хвост и вытерла слезы. Перед глазами стоял образ Смирнова: сжатые кулаками и искаженные злобой лицо. В душе была буря эмоций: гнев, жалость к себе, непонимание происходящего. Слезы душили, перебирая в голове наш с мамой Леной разговор и реакцию Яра. Я пыталась найти ему оправдание. Действительно, если бы я услышала со стороны, то мне тоже показалось, что речь идет о беременности. Это первое, что можно подумать при слове «задержка». Допустим. Но почему Смирнов так взбесился?
Я ходила кругами вокруг чемодана и не могла найти себе места. Казалось, что от скорости передвижения зависит скорость мозговой деятельности.
Точно, Алина! Беременная Алина, он же говорил, что ребенок был не его, и он с ней расстался. Если он прощался с Алиной так же, как и со мной, то мне ее жаль.
Эта мысль принесла мне какую-то ясность.
Слезы сходили на нет. Аккуратно вытерев платком потекшую тушь, я заметила консьержа, который, сидя за своим столом, внимательно наблюдал за мной. Махнув головой в знак приветствия, я приняла решение, что стоит наступить на свою гордость и попытаться все объяснить. Сама отчасти виновата, нужно было давно поговорить.
Оставив чемодан на первом этаже, я зашла в лифт. В голове крутились фразы, с которых следовало бы начать разговор. Слушать долгих объяснений Смирнов не будет, поэтому постараюсь донести информацию как можно быстрее. А дальше пусть решает сам. Но гордость буквально кричала, что после подобного обращения нужно с высоко поднятой головой помахать платочком и не вспоминать о существовании Смирнова, а никак не пускаться в ликбез. А сердце просило другого – попытаться. Щемило в груди с такой силой, что было дышать и с каждым шагом к квартире оно стучало все быстрее.
Я нажала на звонок. Тишина… шаги. Дверь открыла Елена.
Откинув все приличия и расшаркивания, я пошла в наступление:
– Мне нужно поговорить с Ярославом.
– Его нет дома, – произнесла женщина ровным тоном и не переставая улыбаться.
Гордость кричала: «Не унижайся, идем!».
– Елен, это просто смешно. Минуту разговора, я о большем не прошу. – Слезы стали накатывать вновь.
– Мария, пожалуйста, не настаиваете, я не могу вас впустить, – профессиональное радушие сменилось на просьбу в глазах.
«А я тебе говорила!» – моя гордость подлила масло в огонь.
