– Киселев! – выкрикнул мужской голос.
Очередь недовольно забубнила.
Мы прошли в смотровую, я придерживал друга.
Андрей вылетел навстречу, сжал Нимфу в объятьях, чмокнул ее в висок.
– Привет, Кроха. – Развернулся к нам, кивнул в знак приветствия, в его взгляде читалось неприкрытое недовольство. – Рассказывайте, что случилось?
Пришлось повторить историю, рассказанную ранее, пока Лёню осматривали, Андрей понимающе кивал.
– На рентген его. Пусть посмотрят череп и ребра… Ярослав, помоги, мало ли, сотрясение. Как сделаете, назад со снимками, Костя вас проводит, – указал на парнишку, заполняющего документы.
Киселев напрягся и зло зыркнул при слове сотрясение.
Глава 22
Мария
***
– Каким ветром? – спросил у меня брат.
– М-м-м? – голова туго соображала. Алкоголь, волнение и время к рассвету давали о себе знать.
– Говорю, каким ветром его сюда занесло? – спросил брат, когда мы остались в кабинете наедине.
– Попутным, – пожала я плечами, – не спрашивай, все…
– …сложно, – Андрей закончил за меня, я кивнула и присела на кушетку в ожидании.
В дверь постучались.
– Доктор, мы уже два часа сидим, – заглянул мужчина.
– Через пару минут приглашу, видите, экстренный поступил, – ответил Андрей.
– Вижу-вижу, с вертихвосткой любезничаете. – Старичок бросил на меня усталый взгляд и закрыл дверь.
– Как достали! – вспылил брат. – Как пятница, хоть вешайся. Нажрутся, передерутся… – Махнул рукой в сторону двери.
– Работа, – произнесла я обреченно.
– Она самая, – согласился Андрей, дописывая бумажки. – Марусь, а ты видела того, что напал? – Я отрицательно мотнула головой и усердно старалась не уснуть, облокотившись на холодную стену. – Тогда нас развели, детка, – засмеялся брат.
– В смысле? – оживилась я.
– А ты сама глянь. Был один удар и точный, но не такой, чтобы навредить. Губа лопнула – отсюда кровь. Никаких других повреждений на теле я не нашел, руки у Киселева целые, хотя, он должен был постоять за свою посрамленную честь, а вот правая рука Смирнова чуть покраснела. Обрати внимание на костяшки, – брат веселился, смотря на мое вытянувшееся лицо.
– А зачем ты их на рентген отправил?! – спросила я.
Моему удивлению не было предела, это ж хитрющие змеи… слов нет.
– С тобой хотел переговорить. Ну что, подыграем столичному передвижному театру? – заговорщически спросил брат.
– Да! Да так, чтобы Станиславский поверил!
***
Я наблюдала за приемом очередного везунчика, которого укусила соседская собака. Мужчина, возвращаясь домой, в состоянии легкого – подчеркиваю: легкого! – алкогольного опьянения зашел не в свой двор и решил на ночь глядя погладить за ушком дремавшего Бобика. Бобик оказался Тузиком и ласку принимать не захотел. Результат был налицо, вернее, руку и ногу – несколько укусов. Точки на руке и повторяющиеся небольшие дырочки на голени говорили о размерах пасти Тузика, который сумел раззявить ее на такого крепыша.
Следы напоминали укусы вампира, что меня жутко веселило. Накинув чей-то халат на плечи, чтобы не шокировать своим внешним видом, я деловито заполняла документы: фамилия, имя, отчество, адрес, жалобы.
– Ты видел укусы? – смеясь, спросила я брата. – Как вампирьи.
– Этих бессмертных… сегодня пятый, – рассмеялся брат, производя подсчеты в голове.
– Мы уже были, – послышался знакомый бас из коридора.
Дверь открылась, и господа гастролеры зашли, протягивая Андрею снимки.
Смирнов кинул на меня заинтересованный взгляд – халатик оценил, стервец. Я же призвала все свое актерское мастерство и приготовилась к представлению.
Андрей пригласил мужчин присесть, сам занял место напротив меня за столом и с напряженным взглядом изучал снимки. Причмокивая и сокрушенно качая головой.
Драматическая пауза начала затягиваться, Киселёв не выдержал.
– Ну?! – спросил он осипшим голосом.
Андрей поднял обеспокоенный взгляд и произнес:
– У меня две новости: хорошая и плохая. С чего начинать?
– С хорошей, – произнес мужчина.
Гуляя по Смирнову взглядом, я немного задержалась на его правой кисти и заметила небольшое покраснение, как брат и говорил, а руки Киселева были чисты. Мстительно поджав губы, я с прищуром смотрела на Яра.
– Ребра целы! – сообщил Андрей.
Лёня рассмеялся, придерживая поврежденную губу.
– А с челюстью все плохо, там раздроблено на три части, сейчас проведем шинирование, поставим пару скоб. Две недели походишь с ними, а потом глянем, снимать или нет.
На лица друзей было больно смотреть, Яр побелел и уронил голову в ладони, а Леня ему что-то зашептал. Из слов были понятны только непечатные.
– Никакой твердой пищи, – продолжил брат. – Да ты ее и не протолкнешь и разжевать не сможешь. И сотрясение легкой степени. Системки, укольчики. Все будет отлично, – закончил он, лучезарно улыбаясь.
– Боже! – Я вскочила с места и бросилась к Лёне. – Не волнуйся. – Взяв его за руки, затараторила: – Андрей обязательно все исправит, он врач от бога.
А про себя добавила: «И актер».
– Костя, давай, забирай экстренного на клизмирование, звони анестезиологам и готовь к шинированию, – деловым тоном отчеканил Андрей.
Тут моей выдержке пришел конец, и я, сотрясаемая смехом, изобразила горькие рыдания, села рядом с Киселевым, закрыв ладонями лицо. Никто и не смекнул, что травматология-то при поликлинике и никаких анестезиологов и тем более операционных тут нет, из перечисленного только клизма!
Костя выглянул из смежного кабинета, хотел было что-то сказать, но, увидев мое улыбающиеся лицо, которое я старательно прятала за гримасой плача, смекнул.
– Понял, Андрей Александрович, через двадцать минут все будет готово! – И удалился со сцены.
Браво, Оскар! Браво. Я готова была захлопать в ладоши.
– Но разве… – Руки Киселева предательски затряслись. – У меня не должно быть болей? У меня же ничего не болит, правда! – поклялся он.
Смирнов сидел, не поднимая головы, и тер ладонями лицо.
– Да?! – заинтересованно спросил брат. – Очень странно, обязательно должно болеть… – Повертев в руках снимки, громко рассмеялся. – Вы не поверите, перепутал! – Ткнул пластиковыми листами в нашу сторону. – Это снимки пациента, что был до вас.
Мне казалось, я сейчас разрыдаюсь от смеха, а Лёня от облегчения. Он широко заулыбался, болячка на губе треснула, и капелька крови упала на пол. Тут появился Костя, протянул кусок бинта, щедро смоченного зеленкой, подмигнул, глядя на меня, и вернулся в смежную комнату.
