– И правда, чокнутый… А может, он это просто с непривычки? Посидит подольше – так до него и дойдёт, что к чему?
– Так он уже сколько времени сидит! Пока что не дошло…
– Да просто рехнулся бедняга.
– В том-то и дело, что нет! Он все сказки знает! Начни любую – так он тебе её дорасскажет!
Голоса стали стихать. Яник выбрался из кустов и посмотрел вслед говорившим. Судя по одежде, это были слуги или мастеровые.
– Вот оно что, – произнёс он и взъерошил волосы на затылке.
Яник поднялся на холм, за которым начинался спуск в город, – и с этого холма увидел Эльту в дорожном платье. Вид у неё был взволнованный.
Заметив Яника, она пустилась бегом. Хотела его обнять, но в последний момент смутилась и просто взяла его за руку.
– Живой… Как я испугалась! Ой, где это тебя так искусали?
– Пустяки. Ты что здесь делаешь?
– Спасаю тебя! То есть пыталась спасти…
– А что ты делала?
– Утром пришла в лес и всех, кого встретила, попросила тебя найти и помочь. Больше ничего не придумала.
– А кого ты там встретила?
– Двух синиц, ещё какую-то птичку, не помню, как она называется… Дятлу тоже сказала, не знаю только, понял он или нет – он даже стучать не перестал. Потом, там какой-то зверёк пробегал, крот или мышь… Так хотела попросить белку – но она была высоко на дереве…
– Так это ты? А я-то думал, это я сам… Спасибо тебе. А сюда ты зачем пришла?
– Хотела ещё кого-нибудь попросить… Вырвалась из дворца – сразу прибежала. Что с тобой случилось? Ты правда попал в беду?
– Правда. В доме Эймера всё расскажу. А сейчас давай-ка сходим к тюрьме.
– Зачем? – испугалась Эльта.
– Повидаем Уннаса Тройстена.
– Что?!
Они спустились на дорогу и направились к угрюмому зданию тюрьмы. Солнце опускалось к западу, и тень леса, удлиняясь, всё ближе подбиралась к дороге.
Эльта опасалась, что возле тюрьмы будет стража, но здание казалось безжизненным. С его северной стороны находился вход, и окна там были высоко. А вот с южной они с Яником сразу приметили решётчатое окно подземелья и подбежали к нему.
– Господин Тройстен! – позвал Яник, пытаясь заглянуть внутрь, но там было темно.
Вскоре в окне появилось исхудавшее лицо Уннаса. Он просиял.
– Друзья мои! Как я рад! Моя дорогая госпожа Эльта! Какая честь для меня…
– Что случилось? Как вы сюда попали? – спросила она. Её голос дрожал от волнения.
– Так приказала новая королева, Меигет… Вечером того же дня, когда я объявил людям, что Эймер назначил меня своим преемником, за мной пришли и арестовали… И с тех пор я здесь.
– Наверное, вам очень обидно, что с вами так обошлись?
– Что вы, госпожа Эльта! Ничего другого от Меигет я и не ждал. Единственное, чего я боялся, – что меня заточат в какой-нибудь осколок… Этого бы я не пережил… А я остался здесь, в городе. Вы даже не представляете, как я счастлив!
– Счастливы?! – не поверил Яник.
– Конечно! Я столько понял за это время! Теперь мне открылись по-новому записки Агеда из Кридессы, написанные в тюрьме… Стихи Лукана Эманнского, которому пришлось провести в темнице десять лет… А главное, теперь я знаю, что чувствовал отважный Мабон из Гудины, один из моих любимых героев! Я очень счастлив, друзья мои!
– Но ведь там сыро и холодно! – сказал Яник. – И живёте вы впроголодь!
– Что вы, друзья! Здесь ничуть не хуже, чем в иные дни было в Сумрачном Замке – пока он оставался пленником осколка… Я привык к такой жизни… Жаль только, что мне не дают бумаги и чернил. Я пишу так много стихов, и они остаются лишь в моём сердце… Но всё равно я очень счастлив!
– Чернила и бумагу мы вам пока не принесли. А это возьмите. – И Яник протянул ему свой узелок. – Тут кое-какая еда.
– О, спасибо, друзья! Как я вам благодарен…
Раздался металлический звон, Уннас просунул в окошко свои худые тонкие руки, чтобы взять узелок, и Эльта ахнула:
– Ой, господин Уннас, на вас цепи!
– Да, моя дорогая госпожа Эльта… Сразу же по прибытии сюда меня сковали по рукам и ногам… Я всегда мечтал представить себя на месте Мабона Гудинского – а теперь эта мечта исполнилась… Я не устаю восхищаться его храбростью!
– Храбростью? – насторожилась Эльта. – Что же с ним случилось?
– Его заточили в подземелье, а потом отрубили голову… – ответил Уннас тоном, каким сообщил бы, который час.
– Ой!.. А вы… вас…
– Я не знаю, что меня ждёт, дорогая госпожа. Ведь меня бросили сюда без суда. Скорее всего, Меигет казнит меня… Я с радостью прошёл бы через это, как Мабон, – тогда мне в полной мере открылся бы смысл последних страниц его жизнеописания… Это очень интересно… Только боюсь, что сейчас мне нельзя оставлять Остров. Если я уйду, столько сказок лишится последнего приюта! Теперь они каждую ночь приходят ко мне, словно звёзды, которые потеряли своё место на небосклоне… И ещё мне больно, что моя гибель огорчит вас, моих друзей…
– А вы знаете, где Эймер и королева Гвенлиор? – спросил Яник.
– Ничего не знаю, друзья мои… Только то же, что знают все. Они уехали в Эманн и исчезли… Я не сомневаюсь, что они вернутся. Теперь вы здесь, и ваши сказки помогут им… Расскажите, как вы живёте?…
Прощаясь, Уннас пожал им руки. Эльте запомнилось прикосновение его замёрзших пальцев.
Когда Эльта и Яник вернулись на дорогу, её уже полностью покрыла длинная лесная тень. Тёплый дневной ветерок стих, и воздух замер.
– Идём к Эймеру, – сказал Яник.
– Идём, – кивнула Эльта. – Конечно, Кики хватится меня, но мне всё равно.
Заклятие покорности
Как только они вошли в дом волшебника и закрыли дверь, Яник начал рассказ. Эльту потрясли и его приключения, и новости о «Молнии» и Бартосе Ветоне.
Дослушав, она опустилась на диван в полутёмной гостиной, не зная, как совладать со множеством нахлынувших чувств. Эпизоды из рассказа Яника и бледное доброе лицо Уннаса за решёткой всё ещё стояли перед глазами. Наконец всё это перекрыла какая-то пронзительная, тоскливая горечь, и Эльта заплакала.
– Ну что-о такое?! – протянул Яник. – У тебя плохая привычка появилась. Как сюда ни придёшь – плачешь. Уннаса жалко?
– Да…
– Не переживай. Он лучше нас с тобой держится. Он сам как сказочный персонаж. От тюрьмы в восторге, кандалы – его мечта… Лишь бы только его не казнили.
– Да, но… – Эльта всхлипнула. – Просто я… Я теперь даже не знаю, как вернусь во дворец! Я его возненавижу… Наряжаться, болтать о чепухе – а он там в подземелье… Стыдно…
