Грир много думала о том, что, если они с Фейт опять начнут общаться, она представит краткий отчет о своей жизни. Напишет она следующее:
«Вот что я вам скажу, Фейт. Я в итоге все же вышла замуж за своего школьного друга, по которому когда-то плакала у вас в кабинете. Поначалу я сомневалась, нужно ли мне замужество: чувства у меня по этому поводу были смешанные. Но мы с ним оба знали, что хотим детей, так что с чисто житейской точки зрения это было разумно. Я знала, что люблю его, но, на мой взгляд, любовь совершенно не обязательно должна вести к браку. Я долго колебалась, потом приняла решение.
Свадьба наша состоялась на холме рядом с тем местом, где мы оба выросли. Мама устроила для маленьких гостей клоунское представление. Папа стоял и пялился на долину – похоже, он был за меня очень рад, но, возможно, дело в небольшой дозе травки. А моя подруга Зи заключила брак со своей давней партнершей. Мы много шутили по поводу того, что у нее куда более однозначные взгляды на замужество, чем у меня. Ей страшно хотелось узаконить отношения, и брак принес ей счастье. Не только из-за того, что они с Ноэль имели на это право – что это позволено законом, стало делом обыденным, в этом смысле достигнут колоссальный прогресс – но прежде всего потому, что это вообще состоялось. Ей доставляло огромную радость планировать все подробности церемонии. Девичник. Рассадку гостей. Песню, под которую пройдет первый танец. Очень ей это нравилось. За столом председательствовали ее родители, они оба судьи. Все плакали.
У нас с Кори родилась дочка Эмилия – ее назвали в честь бабушки Кори. Схватки у меня длились двадцать три часа, на свет появилась точная копия Кори, как будто я тут и вовсе ни при чем. Только сейчас в чертах ее лица начинает проступать что-то мое.
Главное в моей жизни – почти не проходящая усталость. Устаю я отчасти потому, что рекламировать книгу приходится практически непрерывно. В тот день, когда ее приняли к публикации, когда мне позвонили из издательства, я страшно радовалась. Иногда я думаю о том, как вы всегда радовались, когда в жизни другого происходило что-то значительное. Вы всегда говорили: очень хорошо, когда женщины получают возможность заниматься тем, что им нравится. Думаю, вы бы за меня порадовались. Так я для себя решила. Впрочем, я знаю, что у вас есть и другие заботы, другим людям требуется ваше внимание – и я понимаю, что раздавать его вам приходится рачительно, оберегая себя. Оберегать себя так же важно, как проявлять щедрость. (Об этом немного сказано в моей книге.) Ведь если не оберегать себя, разбрасываться, то и отдавать будет нечего.
А вы заметили, что в перечне благодарностей ваше имя стоит первым? Я все гадала: вдруг вы заметите и, может быть, позвоните мне, или пришлете записку с одним словом: „Молодчина!“ То, что без вас я бы книгу не написала, истинная правда, надеюсь, вы это понимаете. Несмотря на то, что между нами произошло. (Иногда я думаю: может, вы жалеете о том, что сказали мне тогда у себя в кабинете. Мне нравится думать, что немного жалеете.)»
Впрочем, в последнее время Грир хотелось сказать Фейт совсем другое.
В студенчестве вы меня как обухом по голове ударили, сказала бы она. Потом много лет я следила за тем, как вы брали все, что у вас было – силу, убеждения, щедрость, влияние и, разумеется, возмущение несправедливостью, все вместе – и изливали на других людей, по большей части женщин. Вы никогда не говорили этим женщинам: а теперь ваша задача – передать дальше. Но часто именно это и происходило: разворачивалась масштабная и долгая история передачи от одной к другой. То был рефлекс или, возможно, чувство долга: но все считали это своей обязанностью.
А в конце письма Грир сказала бы: а что касается той последней встречи у вас в кабинете, когда вы так на меня рассердились и пристыдили за мое поведение – даже этот тяжелый момент сделал свое дело. Из-за вас я вынуждена была извиниться перед лучшей подругой, рассказать ей правду: сама не понимаю, почему я до того не сообразила, что по-другому поступить нельзя. Долгие годы я этого не понимала.
Но даже когда Грир представляла себе, как расскажет все это Фейт, ее не покидали сомнения, стоит ли. Может, новостей окажется слишком много. Или они придутся некстати. Возможно, они с Фейт долго и неспешно шли к неизбежному разрыву, и в конце концов он случился. Возможно, в тот миг, когда старшая дает ценные наставления младшей, старшая уже знает, чем это закончится. Старшая знает – а младшая понятия об этом не имеет в своей чистой радости. На место одного человека приходит другой, подумала Грир. Так все устроено, так мы и поступаем, раз за разом.
Кто придет на мое место? – подумала она: в первый момент мысль эта ее ошарашила, а потом позабавила и даже принесла облегчение. Ей представилось, как разные женщины бродят по ее дому, вполне бесцеремонно, точно полицейские с ордером на обыск, чувствуют себя своими, переворачивают все вверх дном. Она выбрала для себя повзрослевшую Кей Чанг, как та роется в ее вещах. Кей бродит по дому Грир, любознательная, взбудораженная, пролистывает книги на полках, отыскивает те, которые Грир ей читать не давала, но с виду они интересные, потом ест кешью из вазочки, засовывает в рот парочку мультивитаминок из янтарной бутылки на кухонном столе – как будто они придадут ей энергию, силу и достоинство, необходимые, чтобы двигаться вперед. Кей заходит в маленькую комнату, смотрит на мягкое кресло, торшер, придвинутый к нему.
Садись в кресло, Кей, мысленно командует Грир. Откинься на спинку, закрой глаза. Вообрази, что ты – это я. Ничего в этом особенно хорошего нет, но ты все-таки вообрази.
В «Локи» они часто рассуждали о власти, о главенстве, посвящали этому целые конференции – как будто это количественно исчислимая вещь, которая будет в мире всегда. Но она будет не всегда, хотя в начале пути ты этого и не знаешь. Грир представила себе Кори, как он сидит в спальне своего брата, где главенствовать невозможно, да и не над кем, достает из коробки Тиха, кладет рядом с собой на синий ковер. Тих моргает, двигает лапой, вытягивает шею. Вот главенству и конец, думает Грир. Люди делают все, что в их силах, пытаясь достичь главенства, – а потом силы кончаются. Времени у нас в запасе не так уж много. В итоге, думает она, может, черепаха всех нас переживет.
Благодарности
За помощь, поддержку и мудрые оценки я бесконечно признательна изумительному редактору Саре Макграт, неутомимой рекламщице Джин Мартин и моему неизменному издателю Джеффри Клоске. Я многим обязана Сюзанне Глак, литературному агенту без страха и упрека.
Большую и малую помощь мне оказали многие, вам – слова благодарности и восхищения, Дженнифер Баумгарднер, Элли Бринкли, Джейн Гамильтон, Дженнифер Гилмор, Адам Гопник, Джесс Грин, Дженн Дейли, Сара Джеффрис, Джен Долл, Карла Зимонья, Джулия Клам, Лора Крам, Эмма Кресс, Даня Кукафка, Сандра Леонг, Сара Литл, Клэр Макгиннис, Джоанна Макклинтик, Лора Мармор, Линдси Минс, Марта Пакер, Энн Пакер, Глория Энн Плата, Ката Полит – блестящая писательница-феминистка, которая очень мне помогла своей поддержкой и разговорами про эту книгу, Рут Розен, Саззи Рош, Кортни Салливан – неиссякаемый источник прекрасных мудрых советов, знаний и бодрости, Клио Серафим, Мариса Сильвер, Сюзан Скарф-Меррел с ее неподражаемыми добротой и чуткостью, Дженни Скотт, Питер Смит – прекрасный наблюдатель, читатель и друг, Джулия Страус-Гейбел, Ребекка Трейстер – за правильные слова, устные и письменные, Элисон Фейрбразер с ее невероятной щедростью и энциклопедическими познаниями, Шири Фитч, Лиза Флигель, Кэти Хартман, Лидия Хирт, Кортни Шейнмел – за мозговые штурмы по ночам и дружбу, Кэтлин Шин, которая прочла текст острым писательским взглядом, Делия Эфрон.
