– Тебе как кажется, оценки за контрольную Ванденбург поставил по-честному?
С близкого расстояния она разглядела пастельные усики, мягко затенившие его верхнюю губу, и маленький полумесяц на скуле, шрам от царапины. Она вспомнила, что недавно скула у него была заклеена кусочком пластыря – видно, поранился, когда возился с мальчишками.
– В каком смысле по-честному? – спросила она, смущенная тем, что он внезапно с ней заговорил, да еще и с таким напором.
– Весь этот материал про электрические потенциалы этсетера. Ничего из этого в контрольную не вошло.
– То есть тебе пришлось учить лишнее, – сообразила она.
– Я лишнего не хочу, – сказал Кори, и она поняла, что ненужные сведения ему мешают. Так пловцы сбривают с тела все волоски, чтобы ничто не мешало им в воде.
Он без всяких договоренностей проводил ее по дорожке до самого дома.
– Ты хочешь зайти, – проговорила она сухо, без вопросительной интонации, хотя плохо себе представляла, зачем его приглашает и что их ждет внутри. Стоило ей открыть дверь – и навстречу им откуда-то из подвала поплыл знакомый запах.
– Ого, – произнес Кори и рассмеялся.
– Чего, – сказала она сухо.
– Супер-травка родительской разновидности, – отметил он, а она пожала плечами – мол, меня не колышет.
Каннабис у ее родителей был посильнее того, который курили торчки у них в школе. Роб и Лорел покупали свою мягкую марихуану у знакомого фермера и его жены, в Вермонте. Когда-то они иногда брали туда с собой маленькую Грир. Однажды она сидела на кушетке, пока фермер Джон старательно наигрывал на банджо «Лестницу в небеса», тихонько подпевая: «О-о, и мне непонятно…» Рядом с ним Клодетта, его жена, показывала Грир и ее маме тряпичных куколок: чулок, натянутый на свернутые в шар старые носки, и несколько лоскуточков, всех их она звала Нуби и пыталась продавать. Выражение лиц у Нуби было невнятное, смазанное – торчки, накурившиеся высококачественной продукции фермера Джона.
В тот день, когда Кори пришел к ней в гости, марихуана дала толчок разговору. Грир давно уже не ощущала этого запаха среди бела дня, ее расстроило, что именно в тот самый день, когда она привела в дом своего давнего тайного антагониста Кори Пинто, там оказалось вот это.
– Прости, мне просто смешно, – пояснил Кори, принюхавшись. – Я тут у вас, чего доброго, превращусь в пассивного наркомана. Мне того и гляди понадобятся чипсы и «эмэндэмсы», так что подготовь их, пожалуйста.
– Ладно тебе. А почему смешно?
– Как почему? Родители – торчки, а ты такая целеустремленная благовоспитанная барышня. По-моему, смешно.
– Мне льстит, как ты меня описываешь.
– Я не хотел тебя обидеть. Постоянно вижу тебя с проспектами разных университетов. Ты же тоже метишь в «Лигу плюща»
[10], да? – Она кивнула. – Похоже, таких у нас в классе только ты да я, – добавил он. – Только мы с тобой.
– Да, – протянула она, смягчаясь. – Мне тоже так кажется.
Оба они обладали упорством, которому не научишь: это должно быть заложено в нервную систему. Никто не знает, как подобный концентрат амбиций попадает в организм – как муха, что проникла в дом, и вот вам: у вас теперь домашняя муха.
Когда появилась мама Грир, в клоунском воротничке, но без туфель и парика, вид у нее был довольно смущенный.
– Ой, – сказала Лорел. – Не знала, что ты приведешь гостей. Привет, Кори. Ладно, мне на работу пора. – Она открыла дверь. – Папа внизу, в мастерской.
Роб Кадецки иногда возился в подвале, слушал кассетную музыку восьмидесятых на старом плейере и сооружал что-то, в чем использовались радиоволны. Грир и Кори посмотрели, как Лорел идет к машине в видоизмененном клоунском костюме, который она надевала на редкие свои спектакли.
– Чем, напомни, занимается твоя мама? – спросил Кори.
– Угадай с трех раз.
– Бухгалтерша.
– Хи-хи, ну ты и умора.
– В смысле, я и раньше видел ее костюм, – сказал он. – То есть в чем суть, я представляю, но она же не в настоящем цирке выступает, да? Где слоны, шпрехшталмейстер и семейная труппа акробатов?
– Она – библиотечный клоун, – поведала Грир.
– А. – Кори помолчал. – Я не знал, что библиотечный клоун – это работа.
– На деле – нет, но она так считает. Сама придумала.
– Гм, молодчина. А чем именно занимается библиотечный клоун?
– Ходит по библиотекам в клоунском костюме, ну и, наверное, рассказывает детям смешные истории, читает, всякое такое.
– А у нее смешно получается?
– Не знаю. Вряд ли.
– Но она ведь клоун, – задумчиво заметил Кори. – Я думал, клоуну обязательно быть смешным.
Все время, что Грир и Кори провели в доме, отец ее так и не вышел из подвала. Они сидели вдвоем в маленькой комнате на старой полосатой кушетке, Кори играл с зажигалкой, которую забыл там кто-то из родителей, крутил колесико большим пальцем, подносил пламя к фитилю одной из белых свечек, которые стояли в стеклянных подсвечниках на подоконнике, покрытом пылью. Потом перевернул горящую свечку и дождался, пока прозрачная капля воска капнула на тыльную сторону ладони, там она немедленно помутнела.
– Удивительно, – сказал он.
– Похоже, ты действительно надышался. Что удивительно?
– Как можно терпеть горячий воск на коже хотя бы секунду. Почему это терпимо? Если машина очень быстро проедет по твоей ноге – это тоже терпимо?
– Не знаю, но пожалуйста, не пробуй повторить это дома.
– А если кто-то другой капает на тебя воском, это больно? Ну, знаешь, когда сам себя щекочешь, не щекотно, – сказал Кори. – И тут так же?
– Понятия не имею, – созналась Грир. – Просто никогда об этом не думала.
Тут Кори одним движением вздернул рубашку, обнажив свой длинный торс. Кори и Грир были двумя лучшими мозгами в классе, но тут он стал в основном телом – торсом, какое странное слово. Одно из тех слов, которое, если произнести несколько раз подряд, полностью лишится смысла: торс торс торс.
Кори лег на спину на низкий деревянный столик, который закряхтел под его тяжестью; ноги он свесил с краю.
– Ну, давай, – сказал он. – Капай.
– Ты родителям стол сломаешь.
– Ну ладно, давай, – не отставал он.
– Больной ты. Я не собираюсь капать воском тебе на живот, Кори. Я не какая-нибудь доминатрикс с веб-сайта.
